Наталья Игнатова - Врагов выбирай сам
А он ведь, наверное, злился, когда говорил, легко, мол, все вам далось. Обидеть, может, и не хотел, но уж совершенно точно не рассчитывал, что слова его лестными покажутся. Значит, вот как оно выглядит: один молится, второй огнем жихает, и все само выходит.
Спасибо Золотому Витязю, порадовал.
Потому что драться с нечистью «как хайдуки или обычные храмовники, с кровью да через смертный страх» – это никуда не годно. Если уж выпала судьба такая – тварей убивать, надо легко это делать. Легко и красиво. И чтоб не знал никто, как эта легкость душу жжет и тело ломает.
В последний раз Артур подходил к Чаше еще в Сегеде. А сколько всего случилось потом… Молись не молись – копится усталость. Еще несколько дней без святого причастия, и остался бы от сэра рыцаря источенный ржой огрызочек. Стальной, конечно, да толку с той стали?
Альберт говорил: «выгораем, братец». А Артуру казалось, что не горят они, а ржавеют. Вот и спасались каждый по-своему.
Счищай ржавчину молитвой и постом, полируй сталь до блеска зеркального, огонь гаси, чтоб тлел едва-едва, – все едино. Стачивается металл, тлеет фитилек.
И дома сидеть не получается. Все равно горишь, все равно душа ржавчиной покрывается, так еще и чувствуешь, что зря. Пламя чистое дымом становится, будто травы сухой в огонь подбросили. Уж лучше – разом, огненной бурей, молниями белыми, и чтоб ни один обиженный...
Ржавеем?
Выгораем?
Да от горения нашего пожары полыхнут! Небо с землей сплавится! Сто лет назад встряхнули мир, с головы на ноги поставили и повторим, если понадобится. А не понадобится – все равно повторим. Чтоб не зря сгореть. Не впустую прахом рассыпаться.
Эх, Артур Северный, постыдился бы перед причастием-то! Смирение и милосердие, помнишь – милосердие и смирение. Вот твой путь, ясный путь, чистый, что ж ты с него все время сбиваешься?
А ночью, конечно, кто-то пожаловал, и бой, судя по шуму, завязался нешуточный. Однако когда Артур, без раздумий позабыв о запрете брата Евстафия, подхватил топор и вымелся на темную улицу, его встретил изрядно струхнувший оруженосец и очень просил вернуться в дом. Чего уж он больше боялся – гнева ли командора рыцарей или остаться в темноте один-одинешенек, кто знает? Артур просьбе внял. Вернулся. И лишь падая обратно на койку, сообразил: вмешайся он сейчас в бой – и плакало завтрашнее причастие. Кто ж его, с кровью на руках, к Чаше подпустит9
А за околицей все стихло довольно быстро. Справились братья и без помощи Миротворца. Топора, а не рыцаря!
* * *Быстрая связь работала и здесь. С вечера отчитавшись перед братом Евстафием – субординация этого не требовала, зато требовала ситуация, – уже с утра Артур получил от командора ответ:
«Флейтист говорит: Триглав ни при чем. Думай, сын мой, кроме тебя некому».
Спасибо сэру Герману за лестные слова, умеет... чтоб ему здоровым быть! Все спокойствие как рукой сняло. Неужели снова то же самое: все ниточки к Триглаву идут, а на деле человечишко какой-нибудь паутину заплел? И сидит, дурашка, мух ловит. Не понимает, что паук-то не он, паук с Триглава на него любуется, гладит дурака по голове: молодец, говорит. А мух сам высасывает...
В Лыни надо быстро обернуться, и сразу в Серый лес, к королю эльфийскому. А славно будет, если ошибка прямо здесь, в Стополье обнаружится И время не уйдет, и в Лынь ехать не придется. Но это помечтать хорошо, а на деле понятно, что в записях приходских никакой ошибки нет. Была бы – нашли давно.
Книги Артур для верности все-таки просмотрел. Нашел там запись о рождении Зако Чопичева. И о крещении, ясен день. Здесь, в Стополье, крестился Золотой Витязь. Поп тогдашний семь лет как помер. А жаль. Вот бы с кем побеседовать. Поленился орден тогда, двадцать лет назад, не проявил должного рвения. Как будто каждый день к ним некрещеных детишек привозят. Ну да что ж теперь? С самого начала ясно было, что поездки в Лынь не миновать.
* * *– Мать-то твоя жива еще? – спросил Артур у как всегда недовольного Зако.
– Жива, – неохотно обронил Золотой Витязь, – вроде.
– Как так «вроде»?
– Что я, к ней каждый год езжу? Была жива. Сейчас – не знаю. Дом наш спросишь, покажут тебе. Чопичев дом. Его все там знают.
– А ты не едешь разве?
– Зачем? – Зако сверкнул глазами. – Сам езди. Мне в таком виде лучше мамке на глаза не показываться. Скаженная она у меня, ясно? После этих ваших «крещен – не крещен» умом тронулась. Вся деревня пальцами показывает. А ты сто лет назад не поленился, кобелина, доскочил до Лыни, вот и сейчас не поленись. Съезди, повидай убогую.
– Ну, знаешь! – Артур слегка растерялся. – Матери твоей я знать не знаю.
– Деда моего ты тоже не знал, – отрезал Зако.
– А дед-то при чем?.. М-да.
Артур понял неуместность вопроса. Если Золотой Витязь в своих подозрениях прав, дед его очень даже при чем. Хотя, конечно, не в такой степени, как прабабка...
– Значит, оба останетесь, – рассудил он, не желая спорить.
– Что, и я? – не понял младший.
Подумал, не обидеться ли, но обижаться было не на что. Кто-то ведь должен с Зако остаться, на случай, если Тори объявится.
– Веди себя хорошо, слушайся сэра Евстафия, я скоро вернусь. – Артур поймал брошенный в него младшим ковш из рога. Тяжелый. Попал бы, мало не показалось. Улыбнулся широко и беззлобно: – Спасибо, братик, что напомнил: ты ведь сегодня еще не стрелял. Бери-ка арбалет да ступай к мишеням. Хоть полчаса позанимайся.
А лучше подольше.
Это Альберт, даром что старший обзывается лентяем, понимал. Безопасно в Стополье, не сказать чтобы тихо, вспоминая прошлую ночь, но никакие твари здесь не страшны. Орден Храма – это не пастыри, и можно не бояться, что убитые вчера чудовища вернутся сегодня, чтобы завершить начатое.
Не бояться. И спать спокойно. А когда спокойно, когда не мешает никто, сны плохие снятся. Страшные.
Почему всегда выходит так, что они с Артуром выкладываются до донышка?
... А ты не думай, братик. Знаешь, почему герои не думают? Не потому, что дураки, – просто они спятить боятся. До донышка – это ведь не досуха. Другие не выкладываются, так других и едят. А нас с тобой ни разу еще не сожрали.
Мы сами себя...
Сами.
Арбалет в руках звонко цвангает тетивой. Болты в мишень, один за другим. Цванг – бум. Цванг – бум.
Рядом брат-сержант наставляет во владении арбалетом пятерых оруженосцев. И не видно, но и так понятно, ставит мальчишкам в пример брата Альберта Северного. Стреляет Альберт и впрямь иному рыцарю на зависть. Но это-то просто: вот ты, вот мишень, целься да курок спускай. Видели бы детишки, что, по мнению Артура, в обязательную программу занятий входит...
