Роман Афанасьев - Механика Небесных Врат
– Неужели ты знал заранее, старый хрен? – пробормотал Верден. – Знал, что так и будет? Или знал, что так должно быть, потому что в остальных случаях было бы еще хуже? А было бы?
Закрыв глаза, Верден сосредоточился, призывая всю магическую силу, что была ему отпущена природой. Он собрал ее в центре живота, собрал отголоски первоэлементов, доступных ему, и начал медленно конструировать внутри себя то, что было предано проклятию всеми разумными магами.
Еще две пули попали в него – в грудь и ногу. Боли Верден уже не чувствовал, но это заставило его поторопиться. Если ему в голову попадет кусок железа, это может остановить реакцию.
Чувствуя, как внутри него разгорается неугасимый жаркий огонь, Альдер открыл глаза и пробормотал отражению в синей пелене:
– Ладно, старый пень. Еще увидимся. На той стороне.
А потом весь мир залил ослепительный свет, и Альдеру Вердену стало так хорошо, как не было еще никогда в жизни.
Эпилог
Паук, громко стуча железными лапками, уверенно вышагивал по полированной столешнице. Размером он получился чуть больше ладони, но действовал при том не хуже своего большого прототипа. Золотое брюшко скрывало в себе механизмы, а лапки, отполированные, как зеркало, были надежно прикрыты крохотными щитками. В головогруди располагался крохотный глоуб, и его мягкое сияние было видно сквозь две крохотные дырочки, которые казались глазами, столь необычными для настоящего паука.
Затаив дыхание, Ланье наблюдал за тем, как его механизм подполз к середине стола и наткнулся на крохотную серебряную гайку. Тонкие передние лапки, педипальпы, уткнулись в препятствие, передали сигнал в брюшко, и в дело вступила микроскопическая пластина с начертательными заклинаниями, на создание которой Ридус угробил полгода. Паук шевельнул блестящими жвалами, аккуратно поднял ими гайку и пополз дальше. Магистр выдохнул и откинулся на спинку стула. Паук же уверенно дополз до штыря с резьбой, расположенного на другом конце стола, ощупал его педипальпами, чуть помедлил, потом поместил гайку на штырь и парой передних лапок сделал два оборота. Гайка завинтилась идеально, до самого конца. Чуткий механизм почувствовал сопротивление, остановился и замер, ожидая новых указаний.
Ланье медленно поднялся со стула, подошел к пауку и нажал пальцем на скрытую в брюшке кнопку. Механизм отключился, и свет его «глаз» померк. Ридус поднял свое изобретение, взвесил в руке и двинулся к длинному ряду стеллажей у стены. Там пылились все его новинки. Пристроив паука между грубым механизмом, имитирующим человеческую кисть, и первой моделью механического работника, напоминавшей коробку с четырьмя лапами, Ридус довольно кивнул и отвернулся.
Окинув взглядом огромную лабораторию, что была раза в три больше его старой, магистр подошел к письменному столу у окна и открыл дверцы шкафчика, висевшего на стене. Доставая коробочку с пилюлями, Ридус взглянул в зеркало, что висело на внутренней стороне дверцы, и невольно поморщился.
Прошло уже два года, но волосы так толком и не отросли. Вместо привычной черной глади на голове красовался щуплый пушок. Подняв руку, Ланье провел ладонью по остаткам волос и тяжело вздохнул. Лечение магов, конечно, сотворило чудо. Он остался жив и должен благодарить за это небо. Ему тогда повезло: после взрыва, что выжег механику Врат и запечатал проход сквозь них, защитные коконы перегорели, и глупый магистр, влезший не в свое дело, должен был умереть от магии расщепления. Но на сцене появились маги Ордена Историков, что шли по следам предателя. Ридус плохо помнил то время. Окончательно он пришел в себя через месяц, не раньше, когда его тело перестало гнить изнутри и разлагаться на глазах. Магия его почти убила, магия его и спасла. Последствия, конечно, сказывались до сих пор. И лекарства он будет принимать до конца жизни, который, видимо, наступит быстрее, чем у других. И все же он остался жив, и, даже можно сказать, невредим. И был очень благодарен за это судьбе. Что не мешало ему скучать по гладким черным волосам, спадавшим из-под цилиндра на плечи темной волной.
Проглотив горькую пилюлю, Ланье привычно поморщился, хотя давно уже привык к их омерзительному вкусу. Закрыв шкафчик, он вернулся к столу и налил воды из хрустального графина в блестящий новенький стакан. Едва он поднес его к губам, как громко стукнула дверь, и в лабораторию ворвался Конрад – все такой же огромный и громкий, как и всегда.
– Ридус! – крикнул он прямо с порога и заторопился к другу, стуча по доскам пола огромными грязными сапогами. – Дружище, ты должен это видеть!
Ланье едва успел поставить стакан на стол, как механик ухватил его за локоть железной хваткой и потащил к окну. Скривившись от боли, магистр сделал пару необходимых шагов и остановился у прозрачного стекла.
– Смотри! – воскликнул Штайн, ткнув пальцем в окно. – Там, внизу!
Ланье взглянул в окно. День был в самом разгаре, и осеннее солнце заливало площадь под окном желтыми, как масло, лучами. Аккуратная новенькая брусчатка, еще не стертая сапогами, блестела, словно ее только что вымыли. Ридус привычным взглядом окинул площадь и дома, что выросли перед ней всего лишь за два года. Подумать только, тогда это были окраины Магиструма, бараки, что должны были снести, старые мастерские… За два года здесь вырос новый квартал, да что там, целый город в городе, вместивший в себя и магов, и механиков, и магистров. Всех, кто хотел работать вместе и забыть глупые старые свары. Ридус знал, что за глаза это место все называли кварталом Ланье, но не придавал этому большого значения. Им удалось предотвратить войну, свести вместе непримиримых врагов, выставить постоянных дежурных на Пустоши и заложить новое училище Дружбы – на том самом месте, где когда-то они скрывались от преследований. Это главное. А там пусть называют как хотят. Это стоило им многих сил, пролилось много крови, но все получилось. Все. Ради этого стоило вернуться с того света.
– Да внизу же, – прошипел Штайн, – у постамента!
Ланье взглянул в центр площади и перестал дышать от восторга. На этот раз Штайн превзошел сам себя. Там, у постамента, стояла его новая модель гражданского пароката. Но теперь она не выглядела каретой, поставленной на маленькие колесики. Нет, ее формы напоминали скорее рыбу – гладкие обводы, острый нос, тупая корма, блестящий верх с прорезиненной крышей… Колеса были почти не видны, они скрывались в блестящем серебром корпусе. Парокат вышел изящным и поджарым, он был похож на голодного хищника, прижавшегося к земле перед броском на жертву. Даже решетка на самом носу, что должна была служить для вентиляции движителя, выглядела как украшение – казалось, механизм оскалился в злорадной ухмылке.
