Маргарет Уэйс - Рождение Темного Меча
— Но эти песнопения несут в себе традицию. Ведь наверняка их можно было использовать и для передачи знаний, — мягко возразил Сарьон. — А вдруг вы ошибаетесь, Джорам? Вдруг эти люди осознали, какой кошмар они едва не навлекли на весь мир, и, взвесив все, решили самостоятельно от него избавиться?
Джорам презрительно фыркнул и повернулся к Сарьону от груды железного лома, в котором он прятал тигель.
— Песнопения сохраняют ключ к знаниям. Это был единственный способ, который измыслили мудрые, когда увидели, что тьма невежества начинает поглощать их народ. И это опровергает вашу лицемерную теорию, каталист. В Обучении есть ключи — для тех, кто действительно к этому прислушивается. Они и подсказали мне, что нужно искать книги. Для чародеев, — Джорам сделал широкий жест, словно пытаясь охватить все поселение за стенами кузни, — эти песнопения не более чем таинственные слова, слова магии и, быть может, силы — но все-таки всего лишь слова.
Сарьон, оставшийся при своем мнении, покачал головой:
— Наверняка и раньше должен был появляться кто-нибудь, способный распознать эти ключи.
— Они и появлялись, — сказал Джорам, и в глубине карих глаз снова вспыхнула усмешка. — Один из них — Андон. Второй — Блалох. Старик знал, что ключи там есть, знал, что они могут привести к старательно сберегаемым книгам.
Джорам пожал плечами:
— Но он не умел читать. Как-нибудь спросите у него, Сарьон, как он терзался от бессилия. Он вам расскажет, как спустился в заброшенную шахту и увидел книги, и как проклинал их в бессильной ярости, потому что знал: в них содержатся знания, способные помочь его народу, знания, более драгоценные, чем все сокровища императора, — а овладеть ими, не имея ключа, невозможно.
Джорам говорил негромко, но так страстно и напряженно, что Сарьон даже удивился, настолько это было несвойственно для замкнутого, сдержанного юноши. Когда же Джорам упомянул про ключ, рука его словно сомкнулась на каком-то невидимом предмете, а глаза вспыхнули от лихорадочного возбуждения. Каталисту сделалось не по себе. Да, теперь у него был ключ к сокровищу. И это он, Сарьон, показал ему, как подогнать ключ к замку.
— А что вы там сказали насчет Блалоха? — спросил Сарьон, пытаясь изгнать тревожные мысли и не думать о том, что нижняя чашка песочных часов стремительно заполняется.
— Андон говорил, что Блалох уловил подсказки в песнопениях сразу же, как только их услышал, и догадался о существовании книг. Но старик — он боялся Блалоха с самого начала — отказался говорить ему, где их искать. Должно быть, это здорово разозлило колдуна. — Джорам почти что улыбнулся. — Он ведь мастер «убеждения», а воспользоваться своим искусством он никак не мог — ведь тогда против него поднялось бы все селение.
— Он просто выжидает подходящего момента, только и всего, — негромко произнес Сарьон. — Теперь он так крепко держит всех этих людей в своих руках, что может взять все, что пожелает.
Джорам не ответил. Взгляд его был прикован к глиняной форме; впрочем, время от времени он нетерпеливо поглядывал на песочные часы. Сарьон тоже умолк; мысли влекли его в такие сферы, о которых ему совершенно не хотелось размышлять. Стало настолько тихо, что Сарьон вдруг уловил, как различается их дыхание: его собственное, прерывистое и неглубокое, и более спокойное, уверенное дыхание Джорама. Сарьону даже почудилось, будто он слышит шуршание песка, проходящего через горловину часов.
Песок вытек. Джорам медленно, почти что неохотно поднялся и потянулся за молотком. Взяв молоток, он встал над формой, лежащей на каменном полу пещеры, и уставился на нее сверху вниз.
— А вы? — вдруг спросил Сарьон. — Почему Андон показал книги вам?
Джорам поднял взгляд на каталиста — его карие глаза больше не были темными; они светились, как если бы огонь горна разогрел их холодный металл, — и победно улыбнулся.
— А он и не показывал. Во всяком случае, в первый раз. Их показал Симкин.
Юноша вскинул молоток и нанес удар по глиняной форме; та разлетелась с первого удара. Джорам присел над темным предметом, возникшим среди осколков формы и обломков дерева; на смуглой коже юноши плясали оранжевые отсветы. Руки его дрожали от нетерпения. Джорам потянулся за заготовкой.
— Осторожно, горячо!.. — предупредил его Сарьон, придвигаясь поближе. Происходящее зачаровало его, хотя он не смог бы объяснить природу этих чар и отказывался в них признаваться далее самому себе.
— Он не горячий, — потрясенно прошептал Джорам, кладя руки на заготовку. — Идите сюда, Сарьон! Взгляните! Взгляните, что мы создали!
И, позабыв от возбуждения о всякой неприязни, он схватил каталиста за руку и подтащил поближе.
Чего он ожидал? Сарьон и сам этого толком не знал. Он видел в древней книге изображения мечей: изящно изогнутые клинки, резные рукояти... Рисунки, тщательно и любовно выполненные теми, кто некогда держал в руках эти орудия тьмы. Сарьон поразился, поняв, насколько эти иллюстрации врезались ему в память. Он много раз повторял себе, что это орудия тьмы, инструменты Смерти. И вот теперь он, ощутив укол разочарования, вдруг осознал, что рисовал их в своем сознании, втайне восхищаясь их изысканной эффективностью. И ему отчаянно хотелось — возможно, не меньше, чем Джораму, — попробовать, сумеет ли он воспроизвести эту красоту.
У них ничего не получилось. Сарьон отпрянул, вырвав руку из руки Джорама. Эта вещь, лежащая на каменном полу, не была красивой. Она была уродливой. Орудие тьмы, инструмент Смерти, а вовсе не яркий, сверкающий клинок света.
Тут Сарьону пришло в голову, что за мечами, изображенными в древних книгах, стояли столетия мастерства. Джорам же был неопытным самоучкой, не обладающим ни навыками, ни знаниями. И созданный им меч вполне мог бы тысячи лет назад принадлежать какому-нибудь его предку-варвару.
Меч был массивным — рукоять была отлита вместе с клинком — и не отличался изяществом. Клинок был прямым, почти одной ширины с рукоятью. Их разделяло короткое, грубо выполненное перекрестье. Рукоять была слегка скруглена, чтоб удобнее было держать. Джорам сделал на конце рукояти шарообразное утолщение, в попытке уравновесить меч. Сарьон сообразил, что это было необходимо, дабы успешно управляться с оружием.
Оружие казалось грубым и уродливым. Логически Сарьон способен был с этим примириться. Но в мече было также нечто устрашающее, нечто дьявольское: скругленная выпуклость на рукояти в сочетании с длинной шеей самой рукояти, короткими, грубыми ручками перекрестья и узким телом клинка превращали оружие в отвратительную пародию на человеческое существо.
![Айзек Азимов - Думайте! [Думай!]](/uploads/posts/books/72348/72348.jpg)
