Роберт Сальваторе - Маэстро
— Я завидую ему? — издевалась Ивоннель. — А что насчет Джарлаксла?
Наемник принял задумчивый вид, обдумывая свой ответ, прежде чем наконец кивнуть.
— Сколько раз я мог убить Дзирта ради личной выгоды? — задал он риторический вопрос, сопровождая его беспомощным смешком. — И все же он жив. И мне кажется, я буду защищать этого бездомного бродягу ценой своей собственной жизни.
— Почему? — искренне спросила Ивоннель. — Почему ты, и почему этот жалкий Энтрери?
— Быть может потому, что в тайне мы все хотим верить в то, во что верит он, — сказал Джарлаксл. Подождав, пока Ивоннель взглянет ему в глаза, он добавил: — Ты не смогла сломать его. Ты не сможешь сломать его.
А она выглядит раздраженной, подумал наемник.
Женщина отмахнулась.
— Иди, — бросила она. — Помни, что я вернула тебе твои игрушки. Помни, что я позволила тебе уйти.
— Уверяю тебя, все будет забыто, если ты убьешь Дзирта До’Урдена, — предупредил Джарлаксл.
Ивоннель нахмурилась и жестом отправила его прочь.
Спустя десять дней Громф и Бениаго стояли у развалин старой Главной Башни.
— Джарлаксл вернется завтра, — сообщил Бениаго архимагу. — Кэтти-бри вошла в южные ворота.
Громф посмотрел на маскирующегося под человека дроу.
— Она скоро будет тут.
Громф повернулся к развалинам.
— Ты мог бы избавиться от неё, — предложил Бениаго, и Громф изогнул бровь в ответ на это удивительное замечание. — Джарлаксл не одобрит, но кто ему скажет? — спросил Верховный Капитан, когда Громф снова посмотрел на него.
Разумеется, архимаг не был зол. Слова Бениаго отлично вписывались в порядки и традиции дроу, царившие даже в Бреган Д’Эрт. Но Громф лишь усмехнулся и покачал головой.
— Возвращайся в свою башню, Верховный Капитан, — сказал он, насмехаясь над глупым титулом Бениаго. — Дай мастерам поработать.
Когда Бениаго убрался прочь, Громф заметил Кэтти-бри. Женщина верхом на единороге въехала на мост, ведущий к Охранному Острову.
Наблюдая за ней и, наконец, понимая правду об этой женщине, Громф вынужден был признать, что в первый раз завидует простому воину.
Она подъехала к нему на Андахаре. Выскользнув из седла, она остановилась прямо перед Громфом.
— Могу я помочь Вам, Леди? — спросил он, не глядя на неё.
— Я прощаю тебя, — сказала женщина, удивляя мага.
— Что?
— Я прощаю тебя, — повторила она. — За твои телепатические вторжения. Теперь я поняла, что ты никогда даже не был в моих мыслях. И что это была лишь идея, помещенная в мою голову для того, чтобы я её нашла.
— И наслаждалась.
Лицо Кэтти-бри приняло холодное выражение.
— Так я теперь не насильник, — самодовольно ответил на это Громф.
— Ты подлец и плут, — сказала женщина. — Но этого я ожидала с самого начала. Я прощаю тебя, потому что теперь надеюсь, что ты не будешь желать меня, держать в своих мыслях, своем теле и делать объектом своей ненависти.
— Интересно, — признался Громф. — Я думал, тебе плевать.
— На тебя? Разумеется. Я забочусь о тех, кому ты можешь нанести вред. И более всего я забочусь о тех, кому ты можешь принести пользу. Ты послушаешь меня, Архимаг Мензоберранзана? Ты сможешь хоть раз выйти за рамки собственных нужд и желаний, действуя на благо других?
— Я здесь, не так ли?
— По принуждению или по собственному желанию?
Громф тихо хихикнул.
— Дорогая госпожа, давайте закончим этот разговор и сделаем новую Башню Магии лучше прежней.
— Так и будет, — с поклоном ответила Кэтти-бри, а затем вернула ему усмешку и добавила: — Просто не лезь мне в голову.
Это было всего лишь мимолетное замечание, немного легкомыслия среди постоянного напряжения, но, к очевидному удивлению Кэтти-бри, Громф повернулся к ней. С очень серьезным выражением лица он отвесил ей глубокий поклон. Когда он снова посмотрел на женщину, то со всей серьезностью сказал:
— Милая леди. Кэтти-бри. Я Громф Бэнр из Мензоберранзана. Много раз я склонялся перед женщинами — поступить иначе — значило получить удар хлыстом. И сейчас, положа руку на сердце, я говорю тебе, что за всю мою долгую жизнь я первый раз поклонился женщине, потому что искренне считаю — она заслуживает этого.
Кэтти-бри отступила назад. Мгновениеона казалось растерянной.
— Мне сейчас нужно потерять сознание? — спросила она с неуверенным смешком.
— Если бы ты была способна на такое, я бы никогда не поклонился.
И великий архимаг отвернулся к руинам, не обращая внимания на уход Кэтти-бри.
Дзирт сидел на удобном диване. Он был одет в удобную мягкую одежду, а еда, стоявшая перед ним, удовлетворила бы даже Атрогейта.
Он видел подземелья Дома Бэнр, а теперь стал свидетелем роскоши — хотя он, разумеется, чувствовал себя расстроенным и усталым.
— Ты мог бы стать королем, — сказала Ивоннель, которая сидела напротив него. Разрез её платья обнажал стройные ноги. — Ты понимаешь возможности, которые открыты перед тобой?
Дзирт оглядел комнату, в которой сидели Матрона Мать Квентл, Сос’Ампту Бэнр и жрица, которую Ивоннель представила, как свою мать. Женщины во все глаза смотрели на него. Он чувствовал их ненависть — направленную одновременно на него и на Ивоннель.
— Твои спутники вернулись на поверхность. Сейчас они приближаются к Лускану, — сказала Ивоннель. — Это должно осчастливить тебя.
Дзирт пожал плечами.
— Ты бы хотел присоединиться к ним?
— Да, — ответил он.
— Ты скучаешь по друзьям и дому?
Он снова пожал плечами.
Ивоннель рассмеялась над ним.
— Но разве ты не пришел домой? Разве сейчас, среди своих сородичей, ты не дома?
— Я пришел, чтобы спасти Далию.
— Ту, которую ты даже не считал Далией, да? Потому что все вокруг — обман?
Дзирт отвернулся, потому что действительно не знал ответа на этот вопрос. Он все еще чувствовал, будто стоит на болотистой почве, словно восприятие и реальность переплелись в каком-то жутком танце.
— Разве ты не вернулся домой? — надавила Ивоннель.
— Это не мой дом.
— Я могу сделать тебя королем Мензоберранзана!
Дзирт покачал головой.
— Ты мог бы переделать этот город так, как сам решишь. Ты — чемпион Ллос — все Дома были свидетелем твоего прыжка на Демогоргона. Это ты уничтожил монстра, и потому мы все спасены.
— Я был твоим оружием и только.
— Но они ведь не могли в полной мере понять этого, правда?
— Но я это понимаю. И это не мой дом. Мензоберранзан никогда не будет моим домом.
Ивоннель сильнее расслабилась в своем кресле. На её лице отразилось веселье.