Мария Семенова - Право на поединок
Снежные столбы только ещё перебирались через ложбину, а ветер уже нёс тончайшую морозную пыль, ранившую глаза. Стрелы холодных порывов легко пронизывали одежду, достигая тела, вымораживая из него жизнь и тепло. Чёрное небо над головой вызвало в памяти рассказы Тилорна. Волкодав почувствовал себя крохотной живой искоркой посреди гигантского ледяного мрака, разделившего миры. Может ли такая искорка хоть мгновение противостоять вечной Тьме, если, говорят, однажды её дыхание погасит даже Солнце и первосотворённые звёзды?… Волкодав выбрал себе удобное место, где его никто не сумел бы обойти, и стал ждать.
Когда ко входу в расселину устремился качающийся столб летящего, крутящегося снега, венн сделал шаг и встал у него на пути. Это не кан-киро, где нападающему вежливо освобождают дорогу, а потом столь же вежливо помогают исчерпать и рассеять враждебный порыв. Так можно делать, пока в твоём противнике есть хоть что-то человеческое и остаётся надежда заставить его призадуматься. На Волкодава же двигалось воплощённое Зло, Зло такой высокой пробы, что способность принимать облик человека, животного или иного живого существа была им уже утрачена, поскольку нет созданий изначально злых, есть только отошедшие от Добра… но не до такой степени! Худший из земных душегубов и даже чёрных волшебников всё же когда-то был грудным малышом и улыбался матери, когда та склонялась над ним. Этим не было дано даже смутной памяти о чём-то чистом и светлом: какими видел их Волкодав, такими они и возникли. Порою вихрящийся снег обретал смутное сходство с человеческими фигурами, но не мог удержать внятного облика и летел дальше, бескрыло перелетая с камня на камень.
– Ну, идите сюда!… – зарычал Волкодав.
Боевой нож, подаренный слепым Дикероной, коротко свистнул, распарывая мчавшийся навстречу ветер. Смазаный для верности чесноком, он попал в самую середину снежного призрака, и Волкодаву померещился где-то за гранью слуха чудовищный хриплый рёв. Белая тень взмахнула бесформенным подобием рук и распалась позёмкой, превращаясь в снежную кляксу на тёмно-бурых камнях. Теперь это был самый обычный снег, на который можно ступать без боязни, что кто-нибудь схватит за ноги. Волкодав торопливо подтянул нож обратно к себе…
Он ещё улучил мгновение задуматься, какие такие духи столь упорно лезли в пещеру. И кто мог быть их повелителем. Потом снежных привидений сделалось больше, и думать стало недосуг. Как всегда, когда начиналась настоящая битва, сознание словно бы отодвигалось в сторонку, передавая свою власть какому-то более древнему разуму, коренившемуся непосредственно в теле. И этот разум знал: никто из стаи белой нечисти не должен проникнуть в пещеру. Никто. Ни единая тварь.
Вот стало некогда метать нож и топор, и Волкодав перехватил секиру левой рукой, а правой вытащил меч. Рукоять Солнечного Пламени показалась необъяснимо горячей. Быть может, меч вправду не зря носил своё имя, и наседающие морозные привидения разбудили в нём заложенную когда-то частицу огня?… Очередная бесформенная тварь метнула ему в лицо пригоршню ледяных игл, Волкодав метнулся в сторону и, уже летя через голову кувырком, срубил крутящийся столб ударом меча. Он явственно услышал шипение и увидел струйку пара, сорвавшуюся с клинка.
Потом он понял, что рано или поздно его сомнут и затопчут. Сколько-то он ещё сможет сражаться, но потом Харан Киир подтвердит свою славу заповедной горы, с которой не уходят живыми смертные нечестивцы. Венн оценил собственные силы и попытался прикинуть, продержится ли до рассвета. На рассвете вся эта пакость должна исчезнуть сама собой. Рассыпаться и пропасть, сражённая солнечными лучами. Волкодав всё никак не мог сообразить, скоро ли появится солнце. Ему казалось, ночь тянулась уже очень долго. С другой стороны, если верить движению звёзд… Звёзд?
Спасаясь от очередного заряда колючего ледяного крошева, он выгнулся назад и упал на спину прямо в пятно осыпавшейся позёмки. Топорище слетело с ладони, и секира, вертясь на шнуре, срезала белый смерч, качавшийся слева. Солнечный Пламень вскинулся в правой руке и полоснул невесомую плоть второго такого же привидения, уже склонившегося над упавшим. Освобождённые снежинки пронеслись тонкой кисеёй, и в долю мгновения перед прыжком, поставившим его на ноги, Волкодав увидел над собой небо.
Его северная половина была, как и прежде, занята равнодушно мерцавшими звёздами. Южную половину занимала исполинская тень. Как раз когда Волкодав взвился с земли и приготовился к новой сшибке, оттуда, с юга, донёсся глухой раскат грома. Бесформенные чудовища так и отпрянули, словно испугавшись чего-то, и венн смог рассмотреть больше. На Заоблачный кряж надвигалась гроза. Со стороны не такого уж далёкого моря летела колесница разгневанного Бога Грозы, и тому, кто породил убийственный северный вихрь и наслал на Харан Киир зловещие порождения Тьмы, пощады ждать не приходилось. Громоздившиеся тучи легко одолевали вершины, взбирались на перевалы, касались макушками небесного купола, и с одной стороны их освещало серебряное сияние месяца, а с другой… С другой стороны угадывался далёкий пепельный свет ещё не вставшего солнца.
Вот сверху вниз резанула лиловым огнём ослепительная рогатая молния! Горные хребты до основания потряс удар такой яростной силы, что Волкодав с облегчением понял: помощь пришла. Гроза шла против ветра, хотя праздник Хозяина Громов уже миновал. Вот теперь многострадальная Раг спокойно произведёт на свет живого, победно кричащего малыша, и можно будет посмотреть, ошибся ли Эврих, предсказывая девчонку. В эту ночь Тёмные Боги не возрадуются жертве. Ибо когда раздаётся голос Бога Грозы, всяческая нечисть и нежить спасается в глубокие норы и долго не смеет высунуться наружу…
Скоро хлынет очистительный дождь и без следа растопит всё зло, покушавшееся на людей. Но пока гроза только-только подходила, и духи мороза, чуя погибель, ещё отчаяннее устремились вперёд. Словно порывались отбить нечто очень важное для себя и для Тех, чьи гигантские тени угадывались между звёздами с северной стороны гор.
Неужели ребёнку Раг предначертана какая-то особенная судьба, могущая прозвучать в кругах мироздания?… Подумав так, Волкодав почувствовал себя причастным к судьбам Вселенной и понял, каково приходилось его отдалённому предку, великому Кузнецу, помогавшему Богу Грозы отстаивать мир во время Великой Тьмы. Нет, сказал он себе. Правду всё-таки говорят, будто с тех пор мир измельчал. Или это я такой скудоумный, что совсем не хочу помышлять о высоких вещах?… Я должен защитить женщину. И её дитя, виновное только в том, что надумало именно теперь явиться на свет. А уж что этому младенцу предназначили Боги, я того не знаю. И знать не хочу…
У него был отличный топор, насаженный на дубовое топорище. Вдоль ухоженного лезвия бежал священный узор: вереница зубцов с насаженными кружками. Очередная молния вспорола грозовой мрак над горами, и Волкодав видел, как мертвенный отсвет коснулся металла и задержался на нём, облекая топор чуть заметной мерцающей пеленой. Белое чудовище, выросшее было перед венном, сначала отпрянуло, а потом рассыпалось ещё прежде, чем его коснулась секира. Вот когда стало радостно и легко на душе!… Сделав быстрое движение, он чиркнул топором поперёк расселины сзади себя, оставив на земле тускло светившуюся черту от одной скальной стены до другой. И ринулся вперёд, потому что святыни святынями, но для полной уверенности следовало самому за всем присмотреть…
Он вернулся в пещеру, когда наконец прекратилась нескончаемо длинная ночь и солнце, объявившееся за облаками, превратило сплошную чёрную стену ливня в потоки серого жемчуга. Колесница Бога Грозы удалилась на север, и где-то там, в небесах, ещё продолжалась борьба. Волкодаву показалось, что в пещере было тепло. Насколько вообще может быть тепло в подземелье со стенами, сложенными наполовину из камня, наполовину изо льда. Умный Эврих догадался набрать горючих обломков, и костёр весело дымил посередине пещеры. Отсветы огня мешались с бликами зелёного сияния, затаившегося в глубине подземного хода. После битвы со снежными вихрями зелёный туман показался венну знакомым и родным существом. И если уж на то пошло, это существо, как и сам он, только что уцелело благодаря чуду Бога Грозы. А значит, никакого зла в нём не было. И быть не могло.
Раг крепко спала под стеной, держа у груди живой комочек, даже не подозревавший о том, как удивительно и странно начался его земной путь.
– Дочка… – тихо, чтобы не потревожить женщину и дитя, сказал Эврих. Вид у арранта был такой, словно это он, а не Раг, только что изведал родильные муки. Всё-таки учёный подбросил на ладони кусок жирно блестящего тёмно-серого камня и спросил: – Вы топили этим на каторге?…
– Нет, – сказал Волкодав. – Там было недалеко до сердца горы, и оно грело нас круглый год… А этот камень… Я знаю, что он может гореть, потому что однажды из-за него случился пожар и погибли проходчики…
