Олег Авраменко - Звездная дорога
— Значит, мы можем твёрдо рассчитывать на триста семьдесят четыре голоса, — подытожила Анхела. — Надо полагать, что среди республиканцев найдётся двадцать шесть ренегатов.
— Думаю, их будет больше. По нашим последним сведениям, в чёрных списках партии числится свыше тридцати человек. Их собирались лишить мандатов на ближайшем съезде, но теперь, в случае распада коалиции, они получат возможность сохранить свои места в парламенте, переметнувшись к социалистам.
— Отлично, — сказала Анхела. — Вот что, Саманта, заходи ко мне. Обсудим ситуацию более детально.
— Хорошо, сейчас... Ага! Только что получено ещё одно сообщение. Дон Мигель направляется во дворец. Очевидно, намерен вести торг.
Анхела села откинулась на спинку кресла и торжествующе улыбнулась. В её глазах вспыхнули огоньки.
— Прекрасная новость! Надеюсь, теперь, порвав с этой красной бандой, он не откажется принять портфель министра труда... Так я жду тебя, Саманта. И кстати, сообщи госсекретарю, что в девять часов я собираюсь провести заседание кабинета. Пусть обеспечит явку всех министров.
— Будет сделано.
— Тогда поспеши.
Закончив разговор с Самантой, Анхела повернулась ко мне.
— Ты всё ещё здесь?
Я отвесил церемонный поклон:
— Да, ваше величество. Покорнейше прошу извинить мне мою дерзость, но не соблаговолите ли вы...
— Прекрати паясничать, Кевин!
— Ладно. Теперь я знаю, что ты будешь делать после ужина. А потом?
Анхела вздохнула.
— К одиннадцати приходи ко мне.
— Прямо в твои покои?
— Да.
— Но что подумают... — я осёкся, встретившись со взглядом Анхелы.
Находись я ближе к ней, то непременно заработал бы ещё одну пощёчину. Видимо, это начало входить у неё в привычку... впрочем, как у меня — нарываться.
Покидая приёмную, я разминулся в дверях с худощавой симпатичной женщиной лет тридцати пяти. Мы поздоровались, и по голосу я узнал ту самую Саманту. Она была белокурой и голубоглазой. Чисто машинально я посмотрел на её руку и, увидев на безымянном пальце обручальное кольцо, украдкой облизнулся. Всё-таки трудно избавиться от старых привычек!
*
В гостиной наших апартаментов Дженнифер, полулёжа на диване, смотрела по визору выпуск новостей. Молодой обозреватель явно правой ориентации восторженно вещал о расколе среди левых и рассуждал о будущей расстановке сил в парламенте в случае вступления социалистов в правительственную коалицию.
— ...Пока ещё рано делать прогнозы о возможном исходе голосования по вносимой Короной поправке, изменяющей порядок престолонаследования, но уже очевидно, что сейчас парламент как никогда близок к принятию положительного решения по этому наболевшему вопросу. Раскол в рядах левой оппозиции обнажил зревшие годами глубинные противоречия...
Заметив меня, Дженнифер приняла сидячее положение и уменьшила громкость.
— Привет, — сказал я, присаживаясь рядом с ней. — Как себя чувствуешь?
— Просто сражена наповал, — ответила Дженнифер по-валлийски. — До сих пор не могу прийти в себя.
Она говорила правильно, практически без акцента, и довольно бегло, а слова слетали с её губ не то чтобы непринуждённо — скорее, бесконтрольно. Я догадался, что Бренда обучила Дженнифер языку под гипнозом, и в мыслях пожурил тётушку за то, что она прибегла к такому, далеко не безвредному, методу.
— Это трудно сразу принять, — сказал я. — Это требует времени.
— Да, — кивнула Дженнифер. — Мне нужно время, чтобы ко всему привыкнуть. К счастью, времени у меня навалом. Я всегда считала несправедливым, что человеческая жизнь так коротка.
— Что ж, справедливость восторжествовала. По крайней мере, в твоём случае.
— Ты хочешь сказать...
— Нет, Дженни. Я не хочу сказать, что бессмертие плохо. Плохо то, что этим замечательным даром обладает лишь жалкая горстка людей. А вот это несправедливо.
Дженнифер пододвинулась ближе и положила голову мне на плечо.
— Знаешь, о чём я сейчас думаю?
— Догадываюсь. Ты думаешь о том, как тебе повезло, что раньше была одинока. У тебя не было близких друзей, сильной привязанности, настоящей семьи; по большому счёту, тебе нечего терять.
— Ты прав. Прежде я страдала от своего одиночества, но теперь... Да, теперь я считаю, что мне повезло.
Ещё я догадывался, что Дженнифер думает об Анхеле и сочувствует мне.
— А где остальные наши? — спросил я.
— В твоём кабинете. Расспрашивают Джо про... моего отца. А я не хочу о нём слышать.
— Не нужно ожесточаться, Дженни. Какой ни есть, Александр твой отец. Я не хочу и не допущу, чтобы ты пошла по стопам Джо.
— А что он натворил? — поинтересовалась Дженнифер. — По его поведению я поняла, что он у вас вроде изгоя.
— Не вроде, а действительно так. Джо осуждён на вечное изгнание.
— Вашим отцом?
— Нет, его судил Дом Израилев.
— Так что же он натворил? — повторила свой вопрос Дженнифер.
— Много чего, — уклончиво ответил я. — А всё из-за того, что хотел отомстить отцу.
— За что?
Я вздохнул:
— Это долгая песенка, Дженни. И очень грустная. Джо винил нашего отца в том, что он бросил его мать беременную и она, не выдержав разлуки, покончила с собой.
— И это правда?
— В общих чертах, да. Однако замечу, что факты — вещь не только упрямая, но и очень скользкая. Джо не хотел учитывать некоторые обстоятельства, если не оправдывавшие отца, то, во всяком случае, смягчавшие его вину... — Я снова вздохнул. — Давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз. А ещё лучше, расспроси Дейдру или Бренду. Они старше меня, знают больше и будут более объективными в оценке тех событий.
— Хорошо, так я и сделаю. А может, и вовсе не стану спрашивать. Если по правде, то мне не понравился Джо. Слишком он скользкий, как те твои факты, чересчур любезный. От таких людей можно ожидать чего угодно.
— Мы все хороши, — сказал я. — Нам палец в рот не клади — и мне, и Дейдре, и Бренде. Особенно Бренде. С виду она сущий ангелочек, и я её очень люблю, но, признаться, страшно боюсь подвернуться ей под горячую руку.
— Бренда прелесть, — живо возразила Дженнифер. — У неё золотой характер.
— Разве я спорю? Вовсе нет. И я рад, что вы понравились друг другу. Надеюсь, вы хорошо провели время?
— Отлично! Это было вроде ознакомительной экскурсии. Бренда много показывала мне, много рассказывала. Я видела издали Солнечный Град и Марсианскую Цитадель, была на вершине Олимпа. Потом она познакомила меня со своим мужем...
— С Колином?! — воскликнул я. — Так он уже в курсе?
— Да.
— Чёрт побери!
— Не злись, Кеви, — раздался голос Дейдры, незаметно вошедшей в гостиную. — Что случилось, то случилось. Если ты думал, что Бренда скроет это от Колина, значит, ты плохо знаешь обоих. Они муж и жена, и у них нет секретов друг от друга.