Сергей Осипов - Ночная охотница
Покровский скрипнул зубами, но не пошевелился.
– Он ведь думал, что сам себе хозяин, – продолжал вещать Сахнович. – Поработал, не понравилось, уволился, так? Даже не уволился, просто ушел, и все. Только с нашим хозяином такие штуки не проходят. Трудовой кодекс у нас тоже не действует, и профком за тебя, Тема, не вступится. Я ведь тебе еще в Праге пытался мозги вправить, да только ты слушать не стал…
– А-а, – догадалась Настя. – То есть тогда ночью он пошел с тобой поговорить и не вернулся.
– Ага, пока ты героически дрыхла без задних ног.
– И что же ты ему такого сказал, что… – Настя покосилась на Покровского, – …что он до сих пор сам не свой?
– Я передал ему привет от хозяина, от мастера Леонарда. Сказал, что он не может никуда уйти, потому что принадлежит хозяину. С потрохами. Причем буквально, – Сахнович засмеялся. – Оказывается, не так уж и плохо быть призраком! Вот лично у меня нет потрохов, поэтому мастер Леонард не может взять меня за них и вывернуть наизнанку. А с Темой такие фокусы вполне возможны…
Покровский что-то негромко сказал через плечо, но Сахнович не унимался:
– Тебе, Анастасия, это должно быть особенно приятно услышать…
– Про потроха? Нет, спасибо, я тут вообще постепенно становлюсь вегетарианкой. – Настя неприязненно посмотрела на ягоды.
– Да не про потроха, дура… Помнишь, у тебя под кожей жил такой маленький смешной червячок? Помнишь?
«Все-таки должны существовать какие-то способы, чтобы делать призракам больно, – подумала Настя. – Святая вода? Электричество? Лазеры? Что-то обязательно должно быть».
– Так вот, – продолжал Сахнович. – Это просто детские игрушки по сравнению с тем, что живет в товарище Покровском. Твой червяк просто ел ненужные воспоминания и сообщал, где ты находишься. А этот может все, потому что он может причинять боль, такую боль, что ради избавления от нее ты готов на такое… Правда, Тема? На все готов, как юный пионер? Тема сначала не поверил, но после пары демонстраций… Так что товарищ Покровский остается с нами, то есть с мастером Леонардом и его компанией.
– У него внутри… червяк? – переспросила Настя.
– Ага.
И Настя ничего не смогла поделать со своим лицом; она понимала, что это жестоко, неправильно, отвратительно, но помимо ее воли – а может быть, как раз во исполнение хорошо замаскировавшегося давнего страстного желания – рот скривился в злорадной усмешке, адресованной Покровскому. Как там говорится – побудь в моей шкуре? За что боролся, на то и напоролся?
С трудом возвращая лицу нормальное выражение, Настя пробормотала в сторону Покровского:
– Жаль, что так получилось.
– Нет, не жаль, – ответил Сахнович.
– Тебя не спрашивают.
– А кого тут еще спрашивать, как не меня?! – изумился Сахнович. – Я-то хоть немного понимаю, что тут происходит, а ты? А он? А эти… – Он посмотрел на Горгону и махнул рукой, словно списывая и это конкретное существо, и весь ее биологический вид в разряд безнадежных. Вместо ответа Горгона запустила руку в складки своей длинной черной юбки и вытащила нож с коротким широким лезвием. Полюбовавшись им какое-то время, Горгона резко взмахнула рукой, и нож воткнулся в стену позади Покровского, пройдя сквозь силуэт Сахновича.
– И что это значит? – поинтересовался призрак, разглядывая рукоятку ножа, торчащую на уровне его груди, но никак не мешающую Сахновичу говорить и перемещаться. – У тети Кати плохое настроение?
– Это доказывает, что тебя нет, – уверенно сказала Горгона. – А зачем слушать того, кого нет?
– Ох, – вздохнул Сахнович, отлепился от стены и поплыл к выходу. – Неблагодарный вы народ, бабы. Как на посту стоять, так я есть, а теперь меня уже и нет… А ты разве не понимаешь, что, когда я вернусь к хозяину, я должен буду рассказать ему, что здесь и как? И от моего рассказа будет зависеть отношение мастера Леонарда к тебе и твоим сестрицам, Катерина. А знаешь, сколько стоит отношение мастера Леонарда? Оно дорого стоит. От него зависит, позволит вам мастер Леонард существовать после или не позволит.
– После чего? – не поняла Настя, но Сахнович не собирался пускаться в объяснения, тем более что Катерина Горгона, видимо, была в курсе дела и вопросов не задавала.
– Мы не нуждаемся в его позволении, – спокойно сказала она. – Мы и раньше существовали безо всяких позволений, а теперь тем более будем жить безо всяких разрешений Леонарда или Утера Лионейского – неважно.
– Вот это ты правильно подметила, – откликнулся Сахнович. – Вы не жили, вы существовали, это правильное слово, достаточно посмотреть вокруг. От мастера Леонарда зависит, позволят ли вам выбраться из ваших грязных змеиных нор на свет божий… Что?
Настя тоже не сразу поняла, что это за звук, а потом сообразила – Покровский смеялся, уткнувшись лицом в ладони, отчего звук получился глухой и больше похожий на всхлип.
– Что ты ржешь? – недовольно проговорил Сахнович.
– Она правильно говорит, – Покровский кивнул на Горгону. – Помалкивать бы тебе надо, потому что ты дурак, а дураки еще хуже призраков.
– Я дурак?
– Ты ведь понятия не имеешь, что собирается сделать Леонард, правильно? Он никогда с тобой об этом не говорил и не будет говорить. Потому что ты всего лишь слуга, а он хозяин.
– Как и ты.
– Как и я, – согласился Покровский. – Но у меня нет никаких иллюзий насчет того, что будет после. Так что не прикидывайся, что у тебя в кармане пачка билетов на Ноев ковчег. Потому что никакого ковчега не будет. Вот так-то, – он встал, хмуро посмотрел на Настю, потом на Горгону. – Я буду во дворе, если что…
Горгона проводила Покровского внимательным взглядом, неодобрительно покачала головой (змеи тоже неодобрительно зашипели, вызвав у Насти холодную дрожь) и подвела краткий итог услышанному:
– Разговоры. Много разных слов.
– О чем это все? – спросила Настя. – Что это за после? После чего?
Горгона улыбнулась и погладила обложку своей книги.
– У каждой расы есть своя священная книга с рассказом о прошлом и будущем. Каждая раса старается следовать своей священной книге. Хозяину этих двоих, Леонарду, мало следовать уже написанной книге. Он хочет написать свою собственную, он хочет стать…
– Богом?
– Богом, да, только не таким, который создает из ничего все живое, а таким, который пытается работать уже с готовым материалом. Бог с маленькой буквы. Но чтобы стать даже таким богом, он должен сделать нечто, чего не делал никто и никогда, сделать что-то такое, что перечеркнет дела его предшественников. Так он получит тот самый чистый лист, на котором можно будет начать писать новую священную книгу.
