Ксения Медведевич - Мне отмщение
Над розовым пятном, пошатываясь, стоял кто-то высокий. А потом сложился и рухнул в траву - странным, плавным, замедленным движением.
На мужчин, бессмысленно столпившихся на террасе, из глубины сада нетвердой походкой шла женщина с длинным, залитым кровью мечом, вся опоясанная болтающимися рукавами. Из-за вороха свисающих с талии ярких платьев Абу аль-Хайр не сразу понял, что на бедре у женщины - длинный красный порез.
С жалобным писком к ней тут же метнулась целая стая парусящих рукавами простоволосых аураннок.
- Он еще жив? - голос аль-Мамуна звучал очень отстраненно.
- Жив, - ответил ему кто-то за спиной.
Абу аль-Хайр обернулся на не очень приятный, дергающий изнутри голос. И невольно отшатнулся: о Всевышний, разве такое бывает - как будто кожу и волосы ашшарита натянули на череп сумеречника. Джунайд, догадался он, борясь с отвращением. Загадочный шейх суфиев из ар-Русафа.
- И ты еще отговаривал меня... Все все меня отговаривали... - с горечью пробормотал халиф.
- Это бесполезно, - спокойно прикрыл и открыл свои... перелицованные, нечеловеческие глаза Джунайд.
- Что бесполезно?
- Наказывать его.
- Хм, - недоверчиво отозвался аль-Мамун.
- Он все равно ничего не поймет. К тому же в данном случае сильнее всего он накажет себя сам.
- А что... произошло? - тихо спросил халиф.
- Видимо, Майеса бросилась между ними. Или к ним. А он... отмахнулся.
Абу аль-Хайр вспомнил жидкое стекло вместо воздуха и сглотнул. Бедная девушка...
- А почему... он...
- Потому что техника очень хорошая, - глуховато отозвался из-за спины голос Якзана аль-Лауни. - Как опытный мечник сдерживает удар, не давая ему уйти на излишнюю глубину, так опытный маг способен отмеривать Силу. Князь Полдореа, кстати, совершил один из самых благородных поступков, которым мне приходилось быть свидетелем. Он заметил девушку, когда было слишком поздно - но попытался остановить удар.
- Сумеречники говорят в таких случаях - хлебнул, - бесстрастно пояснил Джунайд. - Прерывать выброс Силы очень, очень опасно.
- Он выживет, - пожал плечами Якзан аль-Лауни.
- А девушка? - неожиданно для себя спросил Абу аль-Хайр.
Ее как раз поднимали с травы. Голова с тяжелой волной черных волос свисала, как у сломанной куклы. Даже Тарик - у него вся морда залита была кровью из носа, а через грудь и правое плечо шла длинная резаная рана, хорошо его секанула аураннка напоследок - выглядел лучше. У него хотя бы текла кровь. А сумеречница казалась не просто безжизненной - выпотрошенной.
- Время покажет, - сдержанно ответил Джунайд.
Лаонца рядом, конечно, уже не оказалось.
Умм-Каср, две недели спустя
Усаживаясь на войлочную подушку, аль-Мамун огляделся - ему еще не приходилось бывать в покоях здешнего дворца, отведенных Якзану аль-Лауни. Стертые рыжеватые ступени сбегали в крошечный квадрат двора. В середине голубело холодное окошко прудика. В нем плавали желтые сухие листья торчавшего над черепичными крышами тополя. Снова налетел ветер - погода стремительно портилась, с моря тянуло серыми рваными тучами, обещавшими моросящий дождь. Басра...
- Приведи его, - нахмурившись и поправив чалму, наконец сказал халиф.
Нерегиля он отправил под домашний арест в комнаты хранителя ширмы. Якзану служили сумеречники и мелкие джинны, которые выгодно отличались от людей тем, что их невозможно было подкупить или заставить обойти приказ. А приказ был - никого к нерегилю не впускать и охранять, как зеницу ока.
Две недели заточения самийа протекли очень тихо - тем более, что зажило на нем все, как на бродячей собаке.
Впрочем, тихо - не значит приятно. Мало кому понравилось бы сидеть взаперти и ждать, когда тебя поведут на казнь. Ни на что другое Тарику, конечно, надеяться не приходилось.
А вот у эмира верующих две недели прошли в сплошных хлопотах. Старый Иса ибн Махан сказал: "Прости меня, о мой халиф, но я слишком стар для должности вазира барида". И предложил поручить все дела этому храброму ятрибцу... или мединцу?.. одним словом, Абу аль-Хайру ибн Сакибу. "Если справится - я буду знать, что у меня есть преемник", поглаживая бороду, кивал сам себе начальник тайной стражи аш-Шарийа.
Абу аль-Хайр - как и Якзан, впрочем - сказал: не всякий, кто явится и будет требовать казни нерегиля, виновен и участвует в заговоре.
Начальник местного отделения барида, нужно сказать, от таких советов воздержался. Он пришел на прием к эмиру верующих в садовые покои. В комнате расстелен был розовато-коричневый лаонский ковер. На ковре лежали подушки розового шелка. Мирадор покоя выходил в розовый сад. А на шелковой розовой подушке сидела прекрасная девушка-невольница - закутанная в легчайший розовый шелк. Ибн Заки просто обмер, когда увидел такое великолепие. И аж застонал, выражая надежду, что халиф счастлив и доволен в такой роскоши.
Аль-Мамун, щедро махнув рукой, подарил ибн Заки ковер, подушки - и девушку в розовом шелке. Шаадийа писала из дома начальника барида, что проводит большую часть времени с его зеббом между ног, и это ей порядком поднадоело. Зато другую часть времени она проводила за занавеской в комнатах мужской половины - в ожидании ибн Заки и его зебба, понятное дело. Начальник барида разохотился настолько, что не отпускал девушку от себя, приказывая находиться в той же комнате, что и он, и даже запрещал надевать шальвары. Вот сейчас я поговорю с нужными людьми - а ты сиди, жди меня. Шаадийа ждала. И слушала. И запоминала.
Письма она передавала со своей невольницей - которую, понятное дело, никто и не подумал досматривать или обыскивать. Начиналось каждое примерно одинаково: "Еле хожу, о Абу Хамзан, прошлой ночью он хотел шесть раз". Затем шли имена, имена, имена. И должности. И названия мест - многие в аль-Ахсе. И снова имена: эмира Басры. Вазира военного ведомства - ему карматы отстегивали в первую очередь. Купцов. Многих купцов, а как же, басрийцы извивались и обходили запрет на продажу невольников карматам - те очень, очень хорошо платили за контрабандный товар. Официально-то купцы, конечно, торговали только на вывоз - за это тоже хорошо платили сердобольные верующие, желающие выкупить родственников или просто единоверцев из карматского плена.
Аль-Мамун прикидывал, что если казнить всех виновных, за день они не управятся. Помост уже сколачивали - высокий такой. Ничего не объявляли, но людям и так было ясно - для нерегиля. О его предательстве и страшных деяниях в Медине рассказывали истории одна другой ужаснее. А уж про ночное его нападение на дворец говорили такое... Оооо, от этих рассказов люди бледнели и заказывали еще чаю. Абу аль-Хайр выходил в ползающих по Басре слухах героем: рискуя жизнью, скрутил страшную тварь и лично отволок в темницу.
