Татьяна Патрикова - Хитрости эльфийской политологии
— Премного благодарен, — пробурчал я, но шагнул в портал, когда он его для нас открыл.
Мы оказались в университетском парке. Темный подошел к неприметной скамейке, спрятанной в бурно цветущих кустах жималвеша, сел на нее и нетерпеливо похлопал ладонью рядом с собой. Я был не готов к этому разговору. Мне нужно было время, чтобы все обдумать и выработать общую стратегию поведения, но раз уж так все получилось… Я подошел к нему, сел рядом и спросил, чтобы дать себе время хотя бы немного собраться с мыслями:
— Ты не в курсе, почему наш гном у Андрея засел?
— Жуков-магоедов изучает.
— Кого?
— Отец Рутберга на том щенке протащил в мир психолога жуков-магоедов, которые водятся только в горах Великого Хребта. На местных животных они не паразитируют, а вот иномирные звери оказались незащищенными от них.
— И что теперь? У Андрея проблемы?
— Нет. Триумвирфар уже определил, что там они долго не живут и, тем более, не размножаются. Магичекого фона там по нашим меркам, считай, нет. Вот они и дохнут уже через несколько часов, после того, как туда попали.
— А к щенкам они зачем цепляются? В них же магии нет, как в Андрее или Илье?
— О! У гнома уже есть на этот счет своя теория. Не поверишь… Хотя, постой-ка, — темный так резко прервался, что я невольно сжал руки в кулаки. Этого я и боялся. Он вспомнил, зачем мы сюда пришли. А я был все еще не готов ему признаться. — А что это мы все о ерунде какой-то? Отвлекающий маневр вздумал провести?
— Что-то вроде того… — врать и изворачиваться уже не было смысла.
— Зачем? — темный посерьезнел и попытался заглянуть мне в глаза, но я отвернулся. Конечно, ему это совсем не понравилось. Пришлось хоть что-то говорить, чтобы окончательно его не оскорбить.
— Просто… я не уверен, что готов к этому разговору.
Он какое-то время молчал. А я пытался собрать воедино разбредшиеся в разные стороны мысли. Было трудно. Я все время возвращался к тому, что успел мне сказать Андрей, пока Машмул нас не прервал. 'Просто говори с ним. Не делами и жестами, а словами. Иногда этого так не хватает…'. Но кто бы знал, что именно говорить окажется так трудно! Я мог бы сейчас наедине плюнуть на все условности, положить голову ему на колени и просто закрыть глаза. Но разве это дало бы ему полное понимание того, под какой угрозой мы оказались?
— По крайней мере, честно, — сказал темный, хлопнул меня по колену и встал, словно собираясь уйти.
И что, это все? Я сидел и смотрел на его напряженную спину. Темный не спешил оставлять меня одного, наверное, надеялся, что я попытаюсь его удержать. И только вид его спины со сведенными лопатками и напряженной шеи, подтолкнул меня продолжить разговор.
— Маш, у меня складывается такое ощущение, что мы с тобой можем нормально общаемся только в постели. И в общих компаниях. А наедине, когда я пытаюсь тебе что-то рассказать, ты же даже не слушаешь.
— Я слушаю, просто… — он повернулся ко мне и заговорил надтреснуто, почти зло: — всякий раз боюсь выдать свое невежество. Я же о вас, светлых, почти ничего не знаю. Только общерасовый этикет, который нам всем преподают, и все. Но этого же недостаточно! И все эти ваши нормы поведения… они для меня чужие. А те, которые сызмальства знаю я, к тебе почти не применимы. Я это уже понял. Но мне даже спросить не у кого. Лия — женщина, а мне нужны примеры поведения в среде светлых мужчин. Возле Ира все время Андрей или еще кто. С ним так просто не поговорить. А больше знакомых светлых, которым я мог бы не таясь, задать такой вопрос, у меня нет!
— А почему ты просто у меня не спросишь?
Уши у него снова покраснели. Но на этот раз, определенно, от смущения. А я, как последний глупец, сидел и отстраненно размышлял о том, почему на темной коже так отчетливо видно, это покраснение. Наверное, у них какой-то особый пигмент или еще что-то в этом роде. Отличие в цвете почти незаметное, но я всегда точно знаю, когда мой супруг чувствует себя неуютно или, напротив, неприлично счастлив. Бог и богиня, о чем я? Мы же о серьезных вещах говорим.
На мой прямой вопрос темный так и не ответил, сказал, глядя в сторону:
— Я даже книги про вас читать начал.
— И одеваться стал по-другому, — до меня это только сейчас дошло, — А мне нравилось, как было прежде, — сказал я почему-то шепотом и подошел к нему. — Думаешь, это сделает меня счастливым?
— Да, — ответил он негромко и запрокинул голову, чтобы смотреть на меня. С близкого расстояние разница в росте была особенно ощутима. И тогда все окончательно встало на свои места и я, наконец, смог сказать ему:
— Завтра приезжает мой отец. Я потому и шел на гневотерапию, хотел напряжение сбросить. Ему уже донесли, — взявшись за ухо, показал темному свою серьгу.
— И… какие прогнозы?
— Не знаю. Думаю, в первую очередь влетит за то, что сами не сказали.
— Ожидаемо, — темный кусал губы и больше не смотрел на меня.
— Хочу сказать, даже если завтра будет уже поздно… — пришлось склониться к нему, чтобы прошептать ему на ухо о том, что люблю.
И сразу стало легче. Почему так?
— Потому что я тоже… — пробормотал в ответ Машмул, притягивая мою голову к себе. Я что, последнюю фразу вслух сказал?
Фаль
— Что-то я не понял, что там с этими жуками? — пробормотал Томас, магическими стежками скрепляя два куска полотна.
Все-таки иногда я решительно не понимаю людей. Мы ведь с ним вместе объяснения Триумвирфара слушали. Что там могло быть непонятно? Удивительно, как избирательно мой друг воспринимает сведения о том мире, в котором он живет. Жадно впитывает все то, что ему интересно, и пропускает мимо ушей все, в чем он сам мало разбирается и что кажется ему скучным. При этом, я не могу назвать его нелюбознательным. Просто наша огненная и их человеческая любознательность, оказывается, разные вещи. Мне интересно знать обо всем и совершенно не составляет труда помнить все, о чем мне рассказывали или я сам узнал. Но для Томаса это целая проблема. Человеческий ум живой и подвижный, он не приемлет статики, он в постоянном движении и постоянно обновляется, затирая ту часть памяти, которая по каким-либо причинам в данный конкретный момент не кажется ему такой уж необходимой. А вот мы помним все. И дурное, и хорошее. Но хранить память о приятных моментах мне, например, нравится куда больше. Томас отвлекся от нашего с ним проекта и вопросительно посмотрел на меня, забавно и чисто по-человечески сморщившись. Отчего веснушки у него на носу немного сместились. Для меня эти пятнышки на его лице до сих пор большая загадка. Зачем людям в их телах такая непонятная для меня функция, как самопроизвольное и не поддающееся контролю изменение пигментации?
