Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ)
— Я боялся все испортить.
— Ладно, это уже неважно. Значит, связь восстановлена? А обзор?
— У меня нет кодов доступа к спутнику, но я расчистил дорогу, твои старые должны сработать.
— Ты у меня молодец. Ты чудо.
Он смутился, бледные щеки тут же заалели. К похвале он все еще не привык.
«Привыкнет, — пообещал я сам себе, все еще держа его в объятьях, — Чего бы мне это не стоило, но этого он получит с запасом. Я вытащу тебя, Шири-котенок. Туда, где ты сможешь быть спокоен.»
Я сел перед терминалом.
— Ты чай не выпил, — подал голос Котенок.
— К чертям чай. Тащи вино.
Он не стал упрямиться и говорить, что вино с утра вредно, должно быть голос у меня звучал так, что ему не хотелось перечить. Это хорошо. Давай, старик Линус, просыпайся. Скоро будут отсчитаны последние часы, ты должен быть готов. Сбрось с себя усталостьи нерешительность, тут нам потребуется все, что есть.
Дорогу к спутнику я пробил быстро. Большой экран неспешно засветился. Сперва его залило молочным светом, потом он стал местами чернеть, по нему заплясали острые серые сполохи помех, из которых постепенно, как горы в тумане, стали вырисовываться знакомые контуры системы. Наша планета, безымянный шарик, крутящаяся в Космосе капля, солнце — пузатый огненный круг… У этой системы была лишь одна планета. И больше я ничего не видел.
Конечно, корабль еще далеко от орбиты, но мощность у спутника приличная, он управляет орбитальным логгером и просматривает пространство на сотни тысяч километров. Я уже должен был видеть герханский корабль. Ведь он в одном дне пути от нас.
Я всмотрелся в экран, так, что появилась резь в глазах, высматривая малейшую точку, крутящуюся на переферии.
Может, она спряталась в этой молочной каше или у меня просто устали глаза или… Или. Сердце вдруг стало бить ровно и спокойно. Я выпрямился, отведя взгляд от экрана. Да. Именно так. Или.
«Если ты готов бросить все, тебе стоит смириться с мыслью о том, что когда-нибудь бросят и тебя, — тихо сказал Линус-Два. Голос его был печален, — А ведь ты знал, что так и будет, да?»
Мне не хотелось с ним беседовать и он послушно исчез как дым от сигареты, не оставив после себя ничего.
Влетел Котенок с бутылкой вина, но, увидев меня, остановился. То ли я в последнее время совершенно разучился владеть лицом, то ли он начал понимать меня куда лучше, чем я сам ожидал.
— Линус… Их нет, да?
Я без слов взял бутылку, быстро вывернул пробку и поднес ко рту. Знакомый запах вина. Вино всегда рядом, оно всегда поможет. Даст сил, даст способность думать, уберет страх…
— В чем дело?
Так и не сделав ни одного глотка, я с отвращением посмотрел на бутылку, отставил ее.
— Их нет. Хотя они еще вчера должны были быть в зоне видимости.
Он все понял сразу.
— Ты ожидал этого, да?
— Наверно.
Мы помолчали. Здесь не о чем было говорить, сколько ни произнеси слов — от них не станет легче и они лишь заберут время. А время — это единственное, что мы сейчас имеем.
— Я могу выйти на связь с кораблем и узнать, почему они опаздывают, но не уверен, что мне стоит это делать.
Они тоже люди и у них есть свои головы на плечах. Если они решили… Это их решение. У меня нет права чего-то от них требовать. Похоже, что наш ангел пролетел, махнув крылом. Ничего, не думай… Я отправлю им сообщение.
— Но мы их даже не видим, — сказал Котенок мертвым голосом, рассматривая экран.
— Это имперский протокол связи, пакеты пересылаются через специальные буи связи, которые передают сигнал по цепочке. На самом деле это даже не буи, а большие станции связи, но это неважно. Где бы они сейчас ни были, сообщение найдет их.
— Имперцы нас прочитают?
— Да. Но сейчас это уже не играет никакой роли.
Я взял микрофон. Можно было отправить обычный текст, но мне почему-то захотелось чтобы они услышали мой голос. Спокойный, без дрожи. Голос человека, который готовится умереть. Мне плевать, будет ли им стыдно и почувствуют ли они ту самую чревоточинку, о которой говорил Котенку, просто для меня было важно отправить в эфир последние слова Линуса ван-Ворта.
— Говорит Линус ван-Ворт, объект семьдесят-тринадцать-зет-семь. Борт «Курой», прием. Мы все еще ждем вас.
Повторяю — ждем вас, борт «Курой». Сообщите расчетное время прибытия. Пока не видим вас. Сообщите о причине задержки. И ждать ли вас вообще. Линус ван-Ворт. Отбой.
Слова скользнули в черный провал микрофона, оставив лишь едва слышимый треск. Как маленькая черная дыра.
Сейчас, превратившись в набор символов, эти слова уже несутся сквозь космос, невидимая струя, выпущенная с огромной скоростью.
— Скоро дойдет сигнал?
— Часов через пять. В самом лучшем случае, если они болтаются на границе видимости. Обратный ответ — еще пять… Можно не ждать.
— Они могут еще успеть? — прямо спросил он.
— Не знаю. Но шанс у них есть.
— Если они опоздают… Я имею в виду…
— Я понял, что ты имеешь в виду.
Он потер кончик носа.
— У нас есть оружие. Мы смогли бы перебить экипаж курьера или хотя бы задержать на какое-то время, правда?
— Не думаю. Скорее всего, спустится лишь небольшой бот, сам корабль останется на орбите. Курьер — это не бог весть что, но спалить крошечную косу и маяк он сможет и сам. Никто не станет вступать с нами в перестрелку.
С преступниками никогда особо не церемонились.
— Но ты же офицер! — сказал он беспомощно, хватая меня за руку, — Они не смогут!..
— Уже только формально. Герханец, предавший Империю, опасен, с ним не будут соблюдать дурацкие пустые церемонии. И это не тот случай, когда будут вспоминать былые заслуги. В общем, это почти открытый мятеж. Они спустят одного или двух человек. Особой охраны у курьера нет, да она ему и не нужна, а у нас есть ружье и логгер.
— И мой меч!
— Да, и меч. Мы сможем убить их. И через минуту от нас и всего этого, — я ткнул пальцем в пол, — не останется даже расплавленного песка.
— А сдаться и…
— Нет. В лучшем случае нас накают какой-нибудь дрянью, достаточно хорошо чтобы мы спали до Земли без сновидений. Они это умеют, можешь мне поверить. Про худший, думаю, ты догадываешься. У них могут быть инструкции не брать пленных. Неофициальные, конечно.
— Значит, они не возьмут пленных, — сказал Котенок, наливаясь злостью, — Мы будем драться.
— Будем, будем.
Я не мог сказать ничего обнадеживающего. Что я еще мог пообещать ему? Что от нас останется пыль и пепел, которые еще несколько минут будут кружить над остывающим морем?.. Станет ли ему легче от того, что он героически погибнет рядом с тем, кого любит?