Сергей Раткевич - Меч Рассвета
– Нет уж! – фыркнула Аглария. – Размножаться я предпочитаю другим способом. Обычным.
– Внимание! – выдохнул Мур.
Голору удалось стряхнуть с себя Куртов и встать. Черный магический щит вновь окружал его с головы до ног. Сотня Куртов-великанов исчезла. Один-единственный Курт стоял перед Пожирателем Миров, и сияние магической защиты вокруг него было совсем слабым. Голор взмахнул рукой, появившаяся из нее силовая линия, просвистев, словно бич, обвилась вокруг ног Курта, и тот упал.
– Вперед! – выдохнул Мур, но раньше него, раньше Агларии успели другие.
Появившиеся невесть откуда четыре черных огромных пантеры внезапным прыжком сбили с ног Великого Пожирателя. Грозно запели невидимые дудочки. Пантеры рвачи Голора, и клочья его плоти с шипением падали в пустоту Межмирья или устилали собой Тропу.
– Детишки! – прошептал Мур. – Эх, зря вы сюда! Не детское это дело!
Голор стряхнул с себя рычащих пантер и встал. Дудочки смолкли, пантеры исчезли. Голор нерешительно сделал шаг вперед. Похоже, ему досталось основательнее обычного… или он просто как следует утомился.
– Мы убиваем его целую вечность, – прошептала Аглария.
Встрепанные мальчишка и девчонка внезапно возникли рядом с Муром. В руках они держали дудочки.
– Когда мир рушится, нет ни детей, ни взрослых, – наставительно заметила девочка.
– Или ты считаешь, что детям нравится, когда их едят? – глядя Муру в глаза, печально усмехнулся мальчишка.
– А… другие двое где? – спросил Мур.
– Умирают, – ответила девочка. Спокойно так сказала, словно сообщила о том, что они обедают.
– Умирают? – похолодев, выдохнул Мур.
– Ну да, – кивнул мальчишка. – Сейчас они умрут, родятся и присоединятся к нам. Тогда мы снова нападем на этого…
– Умирают? Родятся? – ошарашенно переспросил Мур.
– Мы же оборотни. Кошки, – пояснила девочка. – У нас девять жизней. Просто мы чуть старше и рождаемся быстрей, а наши младшие немного отстают.
– А вот и мы! – объявили двое других, появляясь словно из-под земли.
«Рождаясь из пустоты», – сам себя поправил Мур.
Еще трижды черные пантеры яростно бросались в атаку, опрокидывая Пожирателя. И все это время грозно пели дудочки.
– Сил больше нет, Тропа не держит, – наконец виновато выдохнул один из мальчишек. – Не про нас ее делали…
– Держитесь тут! – добавил другой.
– Убейте этого гада! – пожелала одна из девчонок.
– Удачи! – напутствовала другая.
Четыре черные пантеры в последний раз прыгнули на Голора и исчезли, не долетев до него.
Голор сделал еще шаг – и тут, дотоле лежавший неподвижно, Курт вдруг вскочил на ноги, и его меч единым махом вспорол брюхо Пожирателя!
Жуткий, ни на что не похожий рев сотряс Тропу. Мур с Агларией едва успели отскочить. Рядом с ними вдруг открылась гигантская трещина, словно огромный беззубый рот пустоты. Она чавкнула, будто ловя своим отсутствием неосторожных, и вновь закрылась. Из разверстого брюха Голора хлынула омерзительная субстанция, и Курт с ног до головы оказался заляпан ею. Он отскочил, задыхаясь от омерзительной вони. А Голор замер, гладя себя по брюху. Его ужасная рана зарастала на глазах. Еще миг, и она исчезла.
– Он что, бессмертный?! – с отчаяньем выдохнул посох.
– Вероятно, – с ледяным спокойствием, изумившим ее саму, ответила Аглария. – Но мы его все равно убьем.
Взлетев в воздух, она бросилась в стремительную атаку.
И как раз успела отвести удар, направленный на все еще не пришедшего в себя Курта. Черная силовая линия едва не сбила ее с ног. Все же ей удалось отвести удар. И даже запустить в Голора дюжиной огненных шаров. Они были бы ему нипочем, если бы один не угодил в еще не зажившее брюхо. Голор пронзительно заорал. Аж в ушах зазвенело.
Багровая чернота затопила тело Курта, коротким толчком заполнила сознание и погасила его. Курт зарычал.
«Великий маг не обязан оставаться в сознании, чтобы убить кого-нибудь!» – прозвучал в его голове голос тестя.
«Великий маг не обязан оставаться в живых, чтобы убить кого-нибудь!» – тотчас присоединился к нему голос тещи.
«Великий маг никому ничего не обязан!» – промолвили они хором.
Курт зарычал громче. Продолжая рычать, он страшно расхохотался и от его рычащего хохота тяжко сотряслась начарованная магами Тропа. Он раскинул руки в стороны и, повинуясь его жесту, вокруг пала тьма. Багровым пламенем светился в этой тьме надвигающийся на него Голор. Багровым пламенем горел и сам Курт. Голор все больше и больше очеловечивался – мрачный огромный рыцарь в багрово светящихся доспехах надвигался на Курта с мечом в руке. Курт, напротив, терял одну человеческую черту за другой, все больше и больше уподобляясь противнику.
«Как они похожи!» – мелькнуло у Агларии.
– Так и должно быть, – ответил на ее мысли Мур.
– Чудовище! – с восторгом и ужасом глядя на Курта, прошептала Аглария. – Чудовище, вот что он такое!
– Ты… только сейчас догадалась? – удивился Мур.
– А ты – знал?! Знач… и не сказал! – возмутилась Аглария. – Даже ему… ему не сказал!
– Еще чего не хватало! – возмутился Мур. – Что ж я – сволочь какая, раньше времени говорить такое! И ты молчи, если зла ему не желаешь!
– А как же…
– А никак, – оборвал Мур. – Никак, пока сам не узнает.
Голор проревел громовой приказ, и чернота, навеянная Куртом, рассеялась. На все вокруг накатывала обморочная белизна.
И вновь зарычал Курт, призывая черноту, и она пришла, окружая его, словно коконом. Чернота и белизна схлестнулись в страшном немом противоборстве, и там, где они сталкивались, не оставалось ничего живого. На Тропу с тихим шуршанием падал бесцветный пепел.
Голор странно хрюкнул и внезапно сделал резкий выпад, взмахнул рукой и…
Аглария страшно закричала, бросая свое тело вперед, но она непоправимо, безнадежно опаздывала. Черная силовая линия, вырвавшаяся из ладони Голора, ударила Курта в живот. Он вздрогнул всем телом и замер, вцепившись в линию руками. На руки волной хлынула кровь. Черная силовая линия, толстая, как бревно, пробила спину и вышла наружу. Аглария застыла, в ужасе созерцая жуткий окровавленный конец линии, мерцающий изломами магических сил. Ее рассудок отказывался осознавать увиденное. В глазах все плыло. Глаза не хотели, не желали видеть… Ни этого, напрягшегося в последнем, посмертном усилии, тела, ни судорожно сведенных плеч, ни побелевших от напряжения рук, вцепившихся в проклятую линию, рук, так еще недавно ласкавших любимую девушку, рук, которые уже никогда не будут, не смогут…
«Если я увижу его лицо, его глаза, я умру…» – равнодушно подумала Аглария.
