Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим
Когда в беседку пришел Ираклий, ревнивица уже почти успокоилась и только какие-то нервные движения пальцев, похожие на то, как порода кошачьих хищников точит о дерево когти, выдавали ее истинное настроение.
– Ты это специально подстроил?
– Он сам поросился поближе к цветам.
– Врешь!
– Ты забываешься? Или мозги набекрень? Имей в виду, с истеричками дел не имею.
– Прости Самедович, прости. Просто как-то… не по себе. Когда начнем?
– Умница. Скоро. Терпи. И не подавай вида. Все должно быть правдоподобно. А может эту, а?
– Нет уж, - зло процедила женщина. Пусть меня спасает. Для этой шлюшки много чести.
Глава 41
Утром по дороге в авиамузей они вдруг слово за слово разругались. Вроде бы и по пустякам. Лариса рассказала, как восприняли ее прикид подружки по общежитию.
– А помаду хоть стерла? - ядовито уточнил Максим. Ну, этого, мегазвезданутого?
– У него не было помады! - горячо опровергла такие измышления девушка.
– Ты распробовала?
– Да хоть бы и так! В конце концов, если бы твоя эта, как ее… Ну, эта испанская кукла, тебя в коридоре прижала, ты бы отпирался?
– Гы-гы, - невольно хохотнул юноша, представив себе такую картинку. - Придумаешь тоже!
– Нет, ты скажи, скажи.
– Отцепись, чего пристала?
– Я пристала? Я? К тебе? Пристала?! - по словам выкрикнула девушка и змейкой выскользнула из автобуса. Она рассчитала все почти
точно. Двери закрылись перед носом обидчика и автобус тронулся. Но у Максима уже был некоторый опыт. Через несколько мгновений движок заглох, а еще через несколько - двери безвольно открылись.
– Ну, извини, ну чего ты, - догнал Макс девушку.
– Знаешь, ты зазнайка. Много о себе мнишь. И много позволяешь. Кто ты такой?
– Не знаю… - растерянно ответил Максим.
– Да нет. Не в общем. Кто ты такой, чтобы вычитывать мне морали? Да и сам, если на то пошло. Нашел себе вчера. Ну, - она обдала дружка негодующим взглядом. У тебя что, вчера с той… ну… шпенькой ничего не было? Чего прятался.
– Я по делам…
– Врешь, врешь, врешь. Все. Хватит. Пока! - рванулась от Максима девушка. Он было кинулся за ней, но, обидевшись на несправедливость, развернулся в обратную сторону. Одно время он срывал свою обиду на мордастых собачниках, натравливая на них таких же мордастых псин. В областном центре он таким образом несколько поубавил спесь этих любителей четвероногих друзей человека и мало кто рисковал выводить своих откормленных чад на прогулки без намордников. Здесь же в этой части был непочатый край работы. Наблюдая за прогнозируемой гаммой чувств - от первоначальной спеси к недоумению, затем испугу, затем - первобытному ужасу человека, кушаемого хищником, Максим вспоминал вчерашний вечер. Действительно, после феерии цветов, когда улеглись восторги и вновь началась тусовка, он позволил себе пригласить на танец довольно известную журналистку. Маленькая, фигуркой похожая на его одноклассницу Кнопку, с мелкими чертами лица очень напоминала синичку. Сходство добавлял остренький носик и кругленькие черные глазки. Она прославилась несколькими довольно глубокими раскопами коррупции. Мелкие пакости о мелких грешках бомонда принципиально в газетах не размазывала, за что была принята в различных сферах - и высоких и широких. И хотя все эти служители искусств были не ее специальностью, эта новая, только что вспыхнувшая звездочка журналистку заинтересовала. Это пение было неожиданно, талантливо и, если хотите, просто красиво. В конце концов, и она была женщиной. Поэтому приглашение на танец она приняла с удовольствием. Правда, наблюдавшие за этой парой вдруг увидели, как нейтральная улыбка женщины вдруг исчезла и журналистка вновь превратилась в синичку - птичку, которая может убить другую птицу и выдолбить у жертвы мозг.
– Все это сейчас у меня, - донеслось досужим наблюдателям по окончании танца.
– Тогда давайте выйдем, подышим воздухом.
В самом дальнем, затемненном закутке ресторанной террасы юноша передал журналистке несколько дисков.
– Я сам не успел просмотреть, но, насколько понял, это- компромат, которым Ржавый - Червень крепко держал кого-то.
– Я привыкла, что журналистка не должна спрашивать об источниках информации. И спрошу просто как женщина: Кто вы, таинственный юноша?
– Максим… Просто Макс. Если что, звоните по мобиле, вот номер.
– Спасибо. Не доверяете… Ничего, Максим, чувствую, что наше знакомство еще впереди. А пока я для Вас Елена Петровна. Просто Елена Петровна - передразнила она Макса. Вот Вам мой номер. Это - для "особо приближенных".
– Но я…
– Будете, чувствую, наверняка будете. А пока все- таки, авансом - кто Вы? Я же все равно узнаю. Просто жаль времени.
– По большому счету, я уже и сам не знаю, кто я. Когда нибудь, может, расскажу, и Вы сами мне объясните, кто я, хорошо?
– Да, "просто Макс", Вы талантливый провокатор. Так меня не могли заинтриговать уже давно. Не исчезайте далеко и надолго. Я Вас все равно найду, но это время, время, время.
Перебросившись этими словами, они вернулись в зал, а вскоре молодая парочка удалилась. Поэтому выслушивать какие-то подозрения Максиму было обидно. Хотя, следовало бы признаться, что танцевать с журналисткой, ощущая ее удивительно гибкое тело и вдыхая умопомрачительный запах каких-то особых духов, было приятно. Но не более того. Почти не более, - пошел на компромисс с совестью юноша. Поэтому он, махнув на все рукой, поехал на встречу своей самой первой любви - авиации.
Отец преподнес Максиму очень большой сюрприз - и прямо у входа. Рядом с ним, сияющим всеми регалиями своего геройского прикида стояла… Светлана Афанасьевна! Да, та самая заведующая детского дома, где так жестко проводил воспитательную работу Максим и где обреталась Надя Белая. Пока проходило естественное изумление, все трое успели поздороваться и переброситься несколькими ничего не значащими фразами.
– А ты чего один? - приступил к проблемному разговору отец. Мы думали, ты с подружкой придешь…
– МЫ? ДУМАЛИ? - тотчас наставил иголки юноша. - Папа, папулечка, ты же недослышал или неправильно меня понял. Я же просил тебя удочерить девочку, а не девушку.
– Ну-ну, остряк, - смущенно усмехнулся отец, а Светлана залилась мучительной, цвета заходящего солнца краской. - Не придумывай. Просто Афанасьевна приехала сюда по делам своего интерната, вот мы и встретились… переговорить о нашем деле… ну, об удочерении.
– Врешь, папуля, ох врешь! По глазам обоих вижу - врешь! - настаивал на своем юноша. "Афанасьевна" - передразнил он батьку. Она для тебя такая же Афанасьевна, как я для нее Петрович.
