Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа
Те, что были ближе к Гендельсону, бросились на него, но в них уже летел мой молот, а двух, что ринулись на меня, я встретил ударами Травяного меча. Они были быстрыми и могучими, я вертелся как уж на сковородке, отражал удары и наносил сам, ухитрился поймать молот и метнуть еще раз. Передо мной со сдавленными криками боли опустились на пол двое сраженных, а на той стороне ворот Гендельсон с ужасными криками наносил удары гиганту, чья голова уже лопнула от моего молота;
Я вытер молот, дель Шапр смотрел издалека круглыми глазами.
— Ну как, — спросил я, — можно дальше?
Он покачал головой:
— Вы… герои. Они даже не успели поднять тревогу. Теперь у вас есть шанс пройти незамеченными…
— Как? — спросил я.
— Там есть возможность, — ответил он. — Прошу прощения, мне надо возвращаться. Мой господин будет рад услышать, что противников стало меньше.
Он повернулся и почти сразу исчез в полутьме. Гендельсон подошел, он снова прихрамывал, словно всякий раз ему разбивали коленные чашечки, меч волочил, чиркая кончиком лезвия по каменным плитам. Он вздрагивал, лицо оставалось бледным.
— Чудовищно!.. Чудовищно!
— Еще бы… — сказал я.
— Как они появились?.. — спросил он потрясенно. — Тут же никого не было! Прямо через закрытые двери!.. Это же самое мерзкое колдовство!..
— Да, — сказал я разозленно. — Твари поганые… Черт бы их побрал!
— Да уж поберет, — торопливо согласился Гендельсон. — Теперь уж точно. Не выполнили, зря посылал, а он таких не любит. Но как они выскочили из огня!
— Да, — подтвердил я. — Гады. Но если они так могут, то вот бы так насобачиться и нам…
Он посмотрел на меня, еще не веря, что услышал верно, потом краска отхлынула от его лица.
— Сэр Ричард, — сказал он тихо, — надеюсь, вы шутите…
— Какие шутки, — сказал я раздраженно. — Представляете, щас бы поколдовали — р-р-р-раз! — и прямо в Кернель!
Он выпрямился, наконец сумел оторвать от пола, как от магнита, лезвие меча.
— Не говоря уже о том, что нас бы сразу на костер, но… как вы… как можете…
Не отвечая, я навалился, створки медленно уступили. Гендельсон первым вдвинулся в щель, я отпустил двери и едва успел проскользнуть следом, как они встали на место.
Перед нами огромный зал, я не сразу уловил некоторую странность. Ага, вот в чем: сразу же от двери слева стена до пологого свода, не так уж и высоко, а справа… справа в десятке шагов ограда, до колена, не выше. Я почти на цыпочках подбежал, ахнул, передо мной пропасть, словно я на крохотном уступчике, а внизу… да, так и есть, я на хорах или как их тут называют, а сама церковь там внизу, вон блестит чисто натертый мраморный пол…
Далеко внизу на этом блистающем полу темные точки, застывшие, затем я уловил некоторое движение. Озноб прошел по телу, потом настоящий холод вошел в тело, как будто всего пронзила гигантская сосулька.
Не муравьи, не хлебные крошки, там… люди. Одетые в черное, стоят кругом, между ними стол. Видимо, стол, отсюда не рассмотреть. Стол или отполированная каменная глыба. Храм намного больше, чем… намного, я даже не могу сказать, во сколько раз и больше чего… Но — зачем?
Округлившимися глазами я посмотрел на Гендельсона.
— Мне не чудится? Что это за храм?
— Храм Христа, — ответил Гендельсон гордо, словно это сам он был этим спасителем или, по крайней мере, строителем храма. — Я о нем слышал!
— Но зачем такой громадный? — сказал я потрясенно. — Так нужно… или просто пещера попалась такой конфигурации?
— Так повелел бог! — ответил он с достоинством.
— Ах да, — спохватился я. — Да, так мне, дураку, и надо.
Муравьи, вставшие столбиками — муравьи, вот что такое люди там внизу в этом огромном, огромнейшем храме. Огромный купол, похожий на исполинскую опрокинутую чашу, расписан странными животными. Справа пробито широкое окно, падает дивный сияющий свет, даже более чем просто солнечный, похож на свет творения мира.
Тишина, торжественнейшая тишина. Вдоль стен на толстых якорных цепях покачиваются люстры, каждая размером с большой корабль. Дивное чувство заползло мне в душу. Везде знакомые кресты, суровые лики святых, но древним храмом язычества повеяло так сильно, что я невольно оглянулся: не узрю ли грозные глаза Зевса, Перуна или Шивы?
Я отступил к стене и брел под нею тихохонько, как самая трусливая из чучундр. Глаза разбегаются, старался смотреть и вниз, и вверх, и в стороны. Для церковного хора, как понимаю, предусмотрены именно эти ярусы, вот такие и на той стороне, чтоб для стереоэффекта, но там и здесь поместятся хор имени Пятницкого и полностью Краснознаменный ансамбль имени Александрова, а им надо не меньше, чем пространство стадиона в Лужниках. Теперь видно, что вход сюда не только из другого зала, что считается нейтральным, нейтральной полосой, но вон ведут широкие и очень плавные пандусы, по три международных трейлера пройдут в ряд, и еще полоса останется для встречных. Нет, что-то не верится, что церковь выстроила это чудо…
Гендельсон кашлянул, указал на стену.
— Вот здесь… или здесь… а то и на другой стороне всякий раз проступает облик Иисуса Христа! Его замазывают, закрашивают, долбят стену, но он всякий раз выступает ясно и страшно, грозя великими бедами!
Я посмотрел на стену. Вырубленная прямо в гранитном массиве стена в самом деле словно бы наспех закрашена, покрыта какими-то узорами, явно наспех, в самом деле хранит следы работы тех художников, у которых кистью служат молоты и зубила.
— А зачем? — спросил я.
— Сэр Ричард?
— Зачем замазывают Христа?.. Если бы враги замазывали…
— Христа намалевали очень давно… Никто не знает, в какие времена. Тут воевали много, все переходило из рук в руки, горело, уничтожалось… Словом, Христос здесь не совсем таков, каким его признает нынешняя церковь.
Я пробормотал:
— Что за бред… Как будто от церкви зависит, каким ему быть.
Прикусил язык, подумав, что в самом деле зависит, тут сам сморозил глупость, но Гендельсону не объяснишь…
Издали донесся крик. Я подбежал к краю, внизу все задрали головы и показывали в нашу сторону.
— Заметили! — вскрикнул Гендельсон. — Сэр Ричард… выход близко, давайте ускорим шаг!
И побежал, как беременный броненосец, раскачиваясь на ходу, хромая, задевая железным плечом стену, хотя до края пропасти уже десять шагов. От него пошел грохот, словно с горы катился набитым железным хламом вагон. Я бежал на три шага сзади и, когда сбоку появились двое стражей, успел метнуть молот. Оставшегося вдвоем сшибли, стоптали, вбили в землю и понеслись дальше.
