Лорел Гамильтон - Прикосновение полуночи
– Не зови меня так, – сказал Готорн.
Рис пожал плечами.
– Ладно. В общем, в ней соединяются силы обоих дворов.
– Богиня сочла нужным разделить между дворами власть над разными проявлениями плодородия, – возразил Готорн.
– Что Богиня пожелала разделить, она же может и объединить, – ответил Дойл.
Я сжала руку Адайра. Он повернулся, бросив на меня испуганный взгляд, и снова уставился в пол.
– Я не причиню тебе вреда, обещаю.
Он ответил, не поднимая глаз:
– Я скорее боюсь повредить тебе.
Холод расхохотался.
Все вокруг повернулись к нему. Он встряхнул головой.
– Помнишь, что я сказал тебе в первую ночь? – спросил он меня.
Я улыбнулась и кивнула:
– И что было потом, тоже помню.
– Ты не причинишь ей вреда, Адайр. Разве ты не видел, что вытворяли в коридоре они с Мистралем?
Адайр облизнул губы и стрельнул в меня еще одним взглядом.
– У вас первый раз тоже был при зрителях?
– А, – сказал Холод, и лицо его стало почти умиленным.
Дойл облек его мысли в слова.
– Мы все были на твоем месте. Веками не прикасаться к женщине... Каждый из нас сомневался, не забыл ли он, как доставлять удовольствие кому бы то ни было, в том числе и себе самому. – Он хлопнул Адайра по плечу. – Не скажу, что с практикой мы не усовершенствовались, но в первый раз мы все тоже справились, и ты сможешь.
– Мне кажется, ему хочется поменьше зрителей, – сказала я.
– Кому ты предложишь остаться? – спросил Дойл.
– Решите вы с Адайром.
Адайр наградил меня удивленным взглядом.
– Ты позволишь мне решать, кому остаться и кому уйти?
– Большинство из присутствующих – мои друзья и любовники, но с тобой они в других отношениях. А удовольствие должен получить ты.
– Я хочу, чтобы и ты получила удовольствие.
Я улыбнулась.
– Я тоже. Я имела в виду, я не раз уже наслаждалась так, как того хотела. Я хотела бы, чтобы этой ночью ты наслаждался так, как тебе хочется. – Я села прямей, оторвавшись от бортика кровати. – Как ты меня хочешь? Что ты хочешь сделать со мной? Какое желание или фантазия больше всего тебя донимают? О чем ты больше всего тосковал?
Он наконец посмотрел на меня по-настоящему, не просто бросил взгляд искоса. Его глаза блестели, и не от магии.
– Обо всем.
Он отвернулся, чтобы я не видела его слез.
– Все – это крупная заявка, – сказала я, – а нас вот-вот позовет королева.
Его плечи ссутулились, будто я его ударила.
Я сжала его ладонь и мягко потянула его к постели.
– Заявка крупная, но я сделаю все, что сумею.
Он повернулся ко мне, в глазах отражалось недоверие. Он просто не верил, что я говорю правду. Он не верил, что я не причиню ему боли, что не посмеюсь над ним, что удовлетворю ту часть его личности, над которой так долго измывалась Андаис.
Я встала на колени и притянула его к себе, взяв за плечи.
– Поцелуй меня, пожалуйста.
– Пожалуйста, – повторил он и поднял ко мне глаза, блестящие от слез, но злые. – Ты говоришь "пожалуйста". В чем здесь подвох?
– Я говорю "пожалуйста", чтобы ты знал, что это не приказ. Я прошу поцеловать меня, потому что хочу, чтобы ты меня поцеловал, но только если и ты этого хочешь.
Он оглянулся на остальных мужчин:
– Она понимает, что это для нас значит, когда нас просят?
Большинство присутствующих кивнули.
– Понимает, – сказал Дойл.
– Потому она это и говорит, – добавил Никка. – Она чувствует, что нам нужно.
Адайр опять посмотрел на меня.
– Чего ты от меня хочешь?
– Только то, что ты хочешь дать.
Он потянулся ко мне, всхлипнув, но стоило нашим губам соприкоснуться, и всю неуверенность будто рукой сняло. Его губы мяли мне рот, пальцы впивались в предплечья. Он забрался на постель и заставил меня лечь на спину, лег на меня сверху и обнаружил, как и большинство стражей, что он для меня слишком высок. Тело его потяжелело от желания.
Адайр нависал надо мной, прикладывая массу усилий, чтобы нигде меня не коснуться. Я вспомнила, что вчера, когда мы встретились впервые, его магия ответила моей. Что даже от относительной близости, когда я была полностью одета, его и моя магия содрогнулись одновременно. Сейчас же он словно был куском льда. Нет, руки у него были теплыми, и сам он был не менее жив, чем любой мужчина, но его магия будто была спрятана за семью замками.
Я обвела его взглядом, всю его кожу цвета солнца, пробивающегося сквозь листву, – того чудесного золотистого оттенка, какого людям не добиться никаким загаром. Поцелованный солнцем – так это зовется у сидхе, и так оно и есть. Взгляд вернулся к лицу, к тройным краскам его глаз. Внутреннее кольцо из расплавленного золота, потом круг бледно-желтого солнечного света и последний, самый широкий, – оранжево-красный, как лепестки настурции. Каштановые волосы были острижены так коротко, что лицо его казалось более обнаженным, чем тело, словно вместе с волосами королева отняла у него нечто более существенное.
Глядя ему в глаза, я спросила:
– Ты закрываешь от меня свою магию. Почему?
– Мы едва коснулись друг друга, и вода снова наполнила исцеляющий источник. Что случится, если мы позволим себе большее?
Я смотрела в его лицо, в его глаза и видела... страх. Не трусость, но боязнь неизвестности и еще что-то. Страх того рода, какой испытываешь, находясь на гребне волны, – страх, смешанный с восторгом. Ты хочешь броситься вниз вместе с ней, хочешь отдаться на ее волю, но искушение не уничтожает страх. Уменьшает, может быть, но не избавляет от него совсем.
– Не хотелось бы заострять на этом внимание, – сказал Рис, – но королева может прислать вызов в любой момент.
– Не раньше, чем она покончит с лордом Гвеннином, – заметил Холод.
Мы обернулись к нему.
– Я встретил одну из служанок королевы по пути из кухни. Королева и Иезекииль проявили к Гвеннину особое внимание.
– Бедный мерзавец, – вздохнул Рис.
Даже помня, что именно он наложил заклинание на меня и Бидди, воспользовавшись долей смертной крови, текущей в наших жилах, я не могла не согласиться с Рисом. Одно дело – обычная пытка, другое – забавы королевы, а получить максимум внимания и от королевы, и от ее личного палача – это выводило боль на совершенно новый уровень. На такой, о котором я и думать не хотела.
– Но вы получаете в результате немного больше времени, – продолжил Холод, – вот что я хотел сказать.
Я взглянула на Адайра:
– Опусти свои щиты, лорд дубравы. Дай своей магии воззвать к моей, и пусть свет и тени запляшут по стенам.
Что-то похожее на боль мелькнуло в его глазах. Он прошептал так тихо, что, думаю, его не расслышал никто, кроме меня:
