Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I
Он свалил раненого на руки подоспевшим носильщикам и, вдруг потеряв силы, сам сел на землю. На какую-то долю минуты его охватило состояние равнодушной созерцательности. Он просто смотрел. Рвы, ограждённые валами с двумя-тремя рядами деревянной щетины по гребню и склону. Во рвах плотно, в шаге друг от друга, стоят или сидят на земле лучники. Кто-то перебирал стрелы, кто-то просто пересыпал из ладони в ладонь мелкие камешки. Кто-то даже чинил прорванный жилет – игла так и мелькала. Зато во двориках для станковых рамочных луков и баллист кипела деятельность. Деятельность эта походила скорее на работу какой-то артели – например, плотничьей. Раз-и-два-и-взяли! – выдыхал артельный мастер, и шестеро голых по пояс и блестящих от пота здоровяков одним общим усилием взводили тетиву лука. Мастер укладывал в жёлоб стрелу, а потом припадал к прицельной рейке и начинал что-то подкручивать и покачивать. Наконец, не отрываясь от прицела, он опускал руку, брался за спусковой рычаг и медленно-плавно тянул его на себя. Лук распрямлялся с громким хлопком, напоминающим удар палкой по воловьей коже, растянутой для просушки. Стрела улетала, не видимая глазом. Возможно, на том конце её полёта кто-то падал…
Баллисты заряжались медленно и солидно, со скрипом. Крутился барабан, позвякивала цепь. Дрот толщиной в руку, с четырёхгранным наконечником и тонкими железными перьями, укладывался аккуратно, протуберациями наконечника и перьями в специальные пазы. Перед выстрелом поджигали привязанную под наконечником паклю, пропитанную серой и салом и смешанную с железными или медными стружками. Полёт этого дрота был виден весь, от начала до конца. Он погружался в недра стоящей на том берегу колонны… Колонна не вздрагивала.
Стрелы прилетали и с той стороны. И здесь Камен с интересом отметил, что, как бы плотно ни сгрудились на земле люди, свободного места между ними было всё-таки больше. Стрелы попадали в землю, в щиты, в ранцы, куда угодно – и редко-редко кто-то вскакивал или, наоборот, валился с невольным криком…
– О, сотник! – сказал кто-то рядом. – И вы решили пойти в пехоту?
Камен поднял голову. Этого высокого костистого акрита с сильной проседью в голове он точно где-то видел…
– Мост через… как её? Забыл… Вы нам ещё девушку в провожатые отдали, Грозу…
– Помню, – Камен встал. – Было такое. Паригорий… м-м?..
– Венедим.
– Точно. Камен Мартиан. Когда же это было? – уж с месяц…
– Поболе. Оттуда? – Венедим кивнул подбородком на заваленное трупами теперь уже предполье. – Наблюдал вашу атаку…
– Уж. Подставились мы.
– Я тоже оттуда. Тысячей полного состава командовал. Осталось семьдесят шесть в строю. Сам без царапины. Сейчас сводную делаю. Пойдёте ко мне? Будет жарко. И очень скоро.
Камен посмотрел на солнце. Солнце стояло высоко, но казалось закатным.
Пыль…
– Пойду, – сказал он. – Щит бы только раздобыть.
– Этого добра – на выбор…
Когда Рогдаю донесли, что противник перебросил через реку полтора, а то и все два десятка мостов, он только кивнул удовлетворённо – и распорядился усилить обстрел противоположного берега. Рискнуть, даже пожертвовать оставшимися катапультами – но именно сейчас нанести противнику максимальный урон. По всем прикидкам получалось так, что большая часть конкордийской пехоты уже на этом берегу, а сами степняки в бой почти и не вступали. Сражение шло вязко и кроваво.
И через полчаса, когда в небе возникли почти одновременно с десяток маленьких белых шариков пороховых взрывов, он сжал рукоятку меча и быстро пробежал взад и вперёд по кромке обрыва, почти физически ощущая, как его стрелы поражают столпившихся на переправах врагов. А ещё через пять минут косая полоска синего дыма сообщила ему, что на левом крыле противник прорвался через линию земляных укреплений и завязал бой с тяжёлой пехотой, до сих пор стоявшей без применения…
Синих ракет слева становилось всё больше, а здесь, на правом фланге, будто объявили перемирие. Носильщики обеих армий бродили по полю, находя раненых. И только часа в три пополудни, когда стало ясно, что Рогдай не будет перебрасывать силы с фланга на фланг, позади бугристой стены серых конкордийских щитов вначале страшно медленно, но всё быстрее и быстрее, наращивая темп, застучали барабаны, и в контртему им затянули невозможно пронзительную, угнетающую сознание песню боевые рожки. И стена стала приближаться…
Нет, не зря конкордийские архаты проводили по полжизни на далёком западе, оттачивая своё умение командовать в тех мелких войнах, что нескончаемо идут на границах империи. И не зря конкордийские солдаты по четырнадцать часов в сутки до полнейшего отупения под звуки рожков и барабанный бой маневрируют на плацу – из месяца в месяц, из месяца в месяц… Только что приближалась линия щитов, но три громкие команды, несколько вскриков горнов – и узкие, обложенные щитами клинья устремляются в проходы между рвами. И другие клинья, короткие и толстые – идут в лоб на валы и рвы, на деревянную щетину… и ясно, что сейчас произойдёт.
И всё же…
Мелочь, казалось бы – рыхлая глина рвов. Но в ней насторожено великое множество верёвочных петель и силков, ноги попадают в них, запутываются, короткая заминка…
Залп в упор. И ещё один. И ещё.
Стрела, как правило, не пробивает щит. Или пробивает, но теряет на этом всю свою силу. Это если щит стоит ровно. Но когда наклоняешься или приседаешь, чтобы снять с ноги или разрезать захлестнувшую лодыжки петлю, когда рывок верёвки, в которой запутались и другие твои товарищи, подсекает твои ноги, и ты валишься на спину, сбивая того, кто идёт за тобой, когда ты просто теряешь равновесие и делаешь шаг в сторону, чтобы восстановить его – стрела может и миновать твой щит, погружаясь в грудь или живот, или скользнуть по щиту вбок, поражая твоего соседа по строю… а тут ещё в упор бьют пять или шесть рамочных луков, от которых не спасает ни один щит даже за триста шагов… пробив навылет одного, стрела эта вполне ещё может поразить и второго, идущего следом…
Залп, залп, залп!
Но вот то здесь, то там по трупам павших, перепрыгивая через деревянную щетину, во рвы врываются закованные в панцири солдаты. Здесь уже ничего не решает строй, а только мастерство владения клинком, да прочность доспехов, да ярость…
Всё кончено за считанные минуты. Лучники бегут. Их не догнать. Обслуга рамочных луков подхватывает свои смертобойные машины и несёт их в тыл, и их тоже не могут догнать. А вот баллисты не увести и тем более не унести, и поэтому они вспыхивают ярким пламенем…
Глава шестая
Отсюда, снизу, пригорок, на котором расположились Рогдай со свитой, что-то мучительно, сосуще напоминал, и Отрада всё время на него оглядывалась, пытаясь понять. Но только когда послеполуденное тёмное солнце повисло сбоку и отчётливо легли на обрыв длинные вертикальные тени эрозионных гребней, она вспомнила: так в детских книжках рисовали кита. Покатое туловище и отвесная решётка зубов…
