Робин Хобб - Кровь драконов
Она оттолкнула тяжелые воспоминания. Ей показалось, что они подбираются очень близко… к чему-то опасному. А потом они свернули за угол – и она попала в знакомое место. Теперь они находились на площади с колодцем, брошенным после их отчаянных попыток достать Серебро. В одной куче были свалены балки, в другой лежали части сломанного механизма, в третьей – инструменты. Корабельная команда потратила несколько часов на работу с цепью. У края колодца лежал крупный кусок соединенных заново звеньев – конец цепи был закреплен за обломок одной из колонн, на которых когда-то покоилась крыша сооружения. Тимара заметила Хеби – она тихо стояла в темноте. Девушку захлестнула волна страха.
– Зачем мы сюда пришли? – выдавила она.
– Чтобы ты смогла вытащить Серебро. Чтобы Тинталья осталась жива. Чтобы все драконы стали такими, какими должны быть, – и Старшие тоже.
На открытом пространстве свет от лунной подвески уже не добирался до глаз Рапскаля. Они были сияюще-голубыми, как обычно, но в серебряном мерцании ожерелья его лицо превратилось в призрачную маску. Он был ей совершенно не знаком.
Он твердо произнес:
– Амаринда, ты должна спуститься в колодец. Только ты знаешь, как вернуть Серебро.
* * *– Любимая? – прошептал Рэйн.
Он позвал Малту шепотом, словно не решался тревожить ее сон. Но она не смыкала глаз. Она не может даже чуть-чуть подремать – и, возможно, вообще уже больше никогда не заснет. Она сжалась у носа драконицы, положив малыша себе на колени. Ее ладонь лежала у ноздри Тинтальи, где она ощущала тихое движение воздуха, означавшее, что Тинталья еще дышит.
– Я здесь, – сказала она Рэйну.
Он придвинулся к ней поближе.
– Я пытаюсь разобраться со своими чувствами. Когда я был мальчишкой, а Тинталья оставалась под землей, заточенная в коконе из диводрева, она меня завораживала. А потом она практически поработила меня, и я ее возненавидел. Я любил ее, когда она помогла мне вернуть тебя. А потом она улетела – и мы много лет о ней не слышали и ничего не ощу-щали.
– Я сердилась на нее не меньше тебя. Бросить нас, чтобы мы заботились о юных драконах! Улететь, не сказав ни слова! Подвергнуть Сельдена огромной опасности… – Она погладила драконью морду и вздохнула. – Как ты думаешь, Рэйн, он умер? Мой братик?
Рэйн молча покачал головой.
Ночь выдалась ясной, ветер унес облака, да и холод был не очень суровым. В воздухе пахло весной. В небе плыла луна, и сияли звезды, не замечавшие тоскующих смертных. В волшебных одеяниях Старших ни Рэйн, ни Малта не замерзали. Правда, камни были чересчур жесткими. Но Малта не жаловалась: с ней были ее муж и их первенец – и драконица, которая определила их судьбы. Жизнь и смерть сплетались в этом месте разлохмаченным узлом обрывков. Дыхание Тинтальи овевало Фрона. Вонь загноившихся ран висела в воз-духе.
– Она до сих пор невероятно прекрасна! – с трудом сказала Малта и сглотнула ком в горле. – Посмотри на ее чешуйки: каждая из них – произведение искусства. Просто удивительно, особенно если вспомнить, что она сама выбирала для них рисунок, для всех до единой. – Пальцы Малты скользнули по драконьему узору, прослеживая сложный белый, серебряный и черный орнамент, обрамлявший закрытые глаза Тинтальи. – Никто из сородичей никогда не превзойдет ее в великолепии. Молодая королева, Синтара, кичится собой, но ей никогда не быть такой синей, как наша Тинталья. Фенте и Верас рядом с ней вообще кажутся простаками, как древесные змеи. Моя тщеславная красавица, ты имела полное право гордиться собой.
– Имела, – согласился Рэйн. – Как мне больно, что она умирает вот так, изломанной и ущербной. До чего обидно ее терять! Я почувствовал, как в других драконов вселилась на-дежда, когда она появилась в небе. Им нужна она и ее воспоминания.
– Она всем нам нужна, – прошептала Малта. – Особенно Фрону.
Малыш зашевелился у нее на коленях, возможно, услышав свое имя. Малта приподняла край укрывавшего его плаща. Он продолжал спать. Она наклонилась к сыну, любуясь его личиком при свете луны.
– Посмотри! – обратилась она к мужу. – Я раньше не замечала. Крошечные чешуйки у него на бровях – на них такой же узор, как на ее чешуе! Даже в ее отсутствие он получил ее метку. Ее искусство сохранялось бы и в нем. Если бы его исцелили. – Внезапно младенец пошевелился и заскулил. – Тише, мой малыш! – заворковала Малта, обняла его и прижала к груди.
Его тоненькая ручонка с худенькими пальчиками выбилась из пеленок. Малта приложила его ладошку ко лбу драконицы и – да так и застыла. Она хотела, чтобы ее малыш впитал в себя хоть частицу былой силы Тинтальи.
– Она была бы и твоим драконом, мой милый. Потрогай ее хоть разок, пока вы оба живы. Представь себе, каким прекрасным ты бы стал, если бы она смогла тебя направлять. – Она ласково провела детской ручонкой по гладкой чешуе Тинтальи. – А ты, Тинталья, если уж ты должна уйти, дай ему каплю твоей мощи. Подари ему память о полете, пусть он увидит твою красоту, и мой сын унесет эти воспоминания в темноту.
* * *– Я ничего не знаю ни про Серебро, ни про колодец. Я не Амаринда! И я не собираюсь спускаться вниз! Ни сейчас, ни потом. Я ненавижу такие места, темные и тесные. Спуститься туда ночью, одной? Что за безумие!
От одной мысли о подобном у нее начинало отчаянно колотиться сердце. Она скрестила руки, обхватывая себя за плечи. Татс! Почему она не разбудила Татса и не заставила присоединиться к ним? Никто даже не в курсе, что они отправились бродить по Кельсингре!
Он настаивал – безжалостно, но таким мягким голосом:
– Тинталья умирает. У нас нет времени. Тимара или Амаринда – уже не важно. Ты должна это сделать. Я спущусь с тобой. Ты будешь не одна.
Она пыталась пробиться назад, в собственную реальность. Он ведь просто Рапскаль – странный Рапскаль, и она не должна позволять ему собой помыкать.
– Не буду! Хватит, Рапскаль. И мне надоело пытаться тебе помочь. Я возвращаюсь в купальни, чтобы хоть немного поспать. Ты слишком странный даже для меня.
Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку железной хваткой.
– Ты должна. Сегодня ночью.
Она ударила его и попыталась вывернуться. У нее не получилось. Когда он успел стать настолько сильным? Не заметно было, что ему приходится прилагать усилия, чтобы удерживать ее, несмотря на все ее попытки высвободиться. Ей было невыносимо, что он так переменился.
– Отпусти меня!
Громко захлопали крылья – и она ощутила струю воздуха. Брусчатка площади содрогнулась от скребущих по ней драконьих когтей, которые резко тормозили массивное тело. Синтара! Тимара была отлично знакома с ее запахом и мысленными «прикосновениями» драконицы.
