Феликс Крес - Брошенное королевство
— Эти трое — «подарок» от Армы? — кисло спросил он.
— Нет. Проводники, которые отведут наших к убежищу отряда Громбеларде кого легиона. Какое-то время назад из Лонда вышел отряд переодетых солдат.
— Зачем?
— Известно зачем.
— Мне — неизвестно.
— При некотором везении они должны были присоединиться к нам.
— Смотри-ка, какой план… Это Арма придумала?
— Вероятно, представитель.
— Ну… Для него, может быть, и достаточно хитро.
Вести о новом властителе Второй провинции уже достигли Рахгара; у Крагдоба под знаменами имелись разные авантюристы из Лонда.
— Арма решила, что мы нуждаемся в проводниках? — задумался Глорм. — Не доберемся сами?
— Нет, я неправильно сказал. Это, собственно, не проводники.
Глорм ждал.
— Ну так кто?
— Скорее разведчики. Те их ждут, и подозрений они не вызовут.
Отправляясь в город-королевство Армы, Рбит полагал, что поговорит с ней, вернется и содержание этого разговора передаст Глорму. Действительность оказалась куда сложнее. Басергор-Кобаль воспользовался десятью словами, чтобы сообщить о гвардейцах Армы, но если бы мог, обошелся бы одним… Ему еще предстоял обширный доклад… да если бы просто доклад! Он должен был рассказать другу небывалую историю, столь длинную и сложную, что его клонило в сон при одном воспоминании. Он кружил вокруг да около и тянул время. Наконец Глорм, не в силах ни о чем допроситься, потерял терпение.
— Порой я чувствую себя старым, — сказал он и оперся о стену, прикрыв глаза, словно желая показать, что значит старость. — А ты нет? Если не чувствуешь себя старым — то должен. Ты наблюдал когда-нибудь, как дряхлеют люди?
Рбит не слишком понимал, что имеет в виду Глорм.
— Понаблюдай, — посоветовал великан, скрещивая руки на груди и не открывая глаз. — У них деревенеют кости, уже не попрыгаешь, а о делах, столь важных для моего вида… ну, в общем, тех, о которых кот и кошка думают самое большее пару раз в году… даже не стоит и упоминать. Присмотрись, понаблюдай. Ибо у котов все иначе. Я никогда не видел дряхлого кота, вы бегаете до последнего, а потом вдруг хлоп! — и нет больше кота. Но вы стареете здесь. — Подняв палец, Глорм приставил его к виску. — Намного больше, чем люди. Ты уже понял, к чему я клоню?
— Понял, — ответил Рбит. — Не клони.
— А нет, нет, теперь я тебя помучаю. Слушай. Кот молодой или в расцвете сил не любит болтать попусту, не любит рассуждать или гадать, но если возникает такая необходимость — то рассуждает и гадает. Старик — нет. Старик все свои исключительные кошачьи черты носит на спине и постоянно всем демонстрирует. Я вижу, что у тебя много важных и к тому же странных известий. И знаешь что? Боясь мне все рассказать, пытаясь избежать этой ужасной необходимости, ты уже сказал больше и устал сильнее, чем стоит весь этот рассказ. Примерно так, как если бы старый человек, боясь усилий, связанных с ходьбой, перемещался, не вставая с удобного стула, и только ездил бы на нем, отталкиваясь ногами, и падал с лестницы, постоянно держа стул у задницы, ясное дело. Это умно?
— Нет, — ответил Рбит. — Ты действительно прав. Чем я старше становлюсь, тем более странным мне кажется ваш мир. И тем меньше у меня желания к нему приспосабливаться.
— Но ты в нем живешь, так что приспособься и не падай с лестницы, держась за свой стул. Впрочем, я — не весь мир, и понимаю тебя вдвое быстрее, чем кто-либо другой на моем месте. Приспособься лишь чуть-чуть ко мне, не к миру.
— Хорошо, Глорм. Ты прав, я стар и к тому же устал. Я набегался по этому краю так, как еще никогда за всю свою жизнь, и мне хотелось бы наконец немного отдохнуть.
Это было кошачье извинение — третье, а может, четвертое, которое Басергор-Крагдоб когда-либо от кота слышал. Наклонившись, он на мгновение положил руку на покрытую все еще влажной от дождя шерстью бурую лопатку друга.
— Ну, говори.
— Арма отнюдь не рада вынужденному миру, но я еще больше ей досадил тем, что так долго медлил. Пожалуй, зря. Я обидел ее, а если бы появился быстрее, то наверняка добился бы того же самого, не восстанавливая против себя старую подругу. Думаю, она мне когда-нибудь за это отплатит.
Это было уже второе признание собственной ошибки. Глорм решил, что если сидящий перед ним кот признается в третьей, то нужно будет прервать разговор и в самом деле дать ему отдохнуть. Ибо омолодить вряд ли удастся.
Рбит ни в чем больше не признавался. По-кошачьи коротко, но ясно, он рассказал обо всем, что случилось в Лонде. Глорм слушал, не прерывая даже словом. Лишь под самый конец он переспросил:
— Так она отпустила старика или нет?
Он имел в виду отца. Которого поколотил бы не раздумывая, при первой же возможности.
— Даже больше, чем отпустила, ибо, вопреки фактам, отказалась вынести приговор, рискуя всем, вплоть до потери поста. — Рбит пересилил себя и перестал выдавать Глорму по несколько слов. — Его оправдание должно было стать чистой формальностью, но появились свидетели, и не какие попало, а шпионы трибунала, наблюдавшие за твоим отцом и княжной Ридаретой. Один из них давал показания по собственной воле, дерзко и отважно. Это очень сильный человек, способный открыто заявить, чем он руководствуется. А руководствовался он личной обидой, в чем не так-то легко признаться. На это способен кот, но человек — редко. Я охотно бы взял его к себе на службу, но он, похоже, по-настоящему искренне предан Вечной империи, хотя об этом и не говорил. На других свидетелей указал именно он, но они, напротив, лишь пресмыкались перед Армой, говорили правду, но постоянно при этом твердя о «благе государства». Арма, о чем мне известно из уст твоего отца, так же, как, впрочем, и обо всем разбирательстве, пренебрегла этими свидетельствами, приказала немедленно освободить подсудимого и обеспечила ему сопровождение собственных гвардейцев, чтобы он мог незамедлительно и беспрепятственно покинуть Имперский квартал. В данный момент ее положение весьма шаткое, ибо вследствие столь очевидных злоупотреблений почти вся власть перешла в руки второго наместника. Представитель не может лишить ее должности, но был послан доклад в Кирлан.
— Из этого следует, что ты разговаривал не с тем человеком. Завтра трибуналом в Лонде будет руководить кто-то другой.
— Еще до всего этого, — объяснил Рбит, — Арма послала письмо императрице. Это жалоба на представителя, который пытался втянуть ее в скандал. Арма утверждает, что императрица наверняка поверит ее письму и, соответственно, воспримет доклад представителя о судебных злоупотреблениях как продолжение той же игры. Императрица Верена знает Арму и наверняка не поверит, что наместница в самом деле наделала столько глупостей. Скорее она увидит в этом отвратительную интригу брата, которого нисколько не уважает. Так утверждает Арма. Если она выиграет, ее позиция укрепится, вместо того чтобы ослабнуть. Все урядники трибунала наперегонки будут ластиться к начальнице, которую ненадолго покинули, а представителю с тех пор придется искать действительно серьезные доказательства, желая обвинить ее в малейшем проступке.
