Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК
Итак, на закате своего существования люди достигли подлинного всемогущества. Точнее сказать, им удалось
создать инструмент для достижения всемогущества — что дела ничуть не меняло. И, как это часто случается с творцами, не успели воспользоваться плодами своего гения. А заодно, как это тоже нередко случается, пали жертвой собственного изобретения.
Выпустили, называется, джинна из бутылки.
Туннель казался бесконечным. Он был непроглядно темен, и лишь в самом его конце сиял пятачок ослепительного света. Так люди описывают собственную смерть... Я не боялся смерти. Наверное, потому что умирал не раз — точно зная, что неминуемо воскресну. Но и у меня пресеклось дыхание в тот миг, когда я ступил в эту первозданную темноту...
И сразу очутился там, куда шел.
22
Это был просторный холл с расходящимися во все стороны коридорами и единственной дверью, которая была затворена. Из-под нее на паркетный пол из дорогого дерева выбивался язычок тусклого света. Порассудив, я решил, что туда-то мне и надо, и угадал.
За дверью мне открылось, а вернее — распахнулось, окно во всю стену, с раздернутыми шторами и поднятыми жалюзи. Окно услужливо демонстрировало вид с сотого, не меньше, этажа на раскинувшийся до самого горизонта город-мегаполис, с непременными стеклянными колоннами бизнес-центров, с тускло-серой лентой реки, схваченной ажурными мостами. Ограничье мегаполиса скрывал клубящийся темный туман — не то пред вечерний смог, не то дым от далеких пожаров.
— Не заслоняйте мне окно, — послышался тусклый голос откуда-то со стороны просторного, заваленного тряпьем дивана.
Я обернулся, слегка опешив. Не ожидал, что поиски в лабиринте покоев закончатся так скоро.
Тряпье оказалось громадным кашемировым пледом, завороченным на манер кокона, из недр которого, собственно, и исходил голос.
— Что вы там высматриваете? — спросил я.
— Не знаю... что-нибудь новенькое. Иногда мне там корчат рожи.
— Рожи?!
— Ну да. Покажут язык... или задницу.
— А вы что же?
— И я показываю... — Тряпье зашевелилось, и из его складок вознесся тощий и не слишком чистый кулак с выставленным средним пальцем.
— Весьма интеллектуально насыщенное общение, — усмехнулся я.
Рука неуверенно пошарила по поверхности пледа в поисках угла и расслабленно упала.
— Не могу выбраться... давно уже ни черта не могу.
Я приблизился. От дивана тянуло сыростью и мертвечиной. Докопаться до содержимого пледа оказалось нелегко и чрезвычайно отвратительно. Уж и не знаю, стоило ли это делать вообще.
Вначале показалась макушка в неопрятных свалявшихся прядях затем страдальчески наморщенный лоб с кустистыми бровями... огромный клювастый нос... с трудом открылись слипшиеся веки... запавшие щеки и мощный, некогда имевший все основания называться волевым, подбородок припорошены были застарелой пегой щетиной.
— Мы знакомы? — спросил доктор Борис Ульрихскирхен, слегка задыхаясь.
— Нет... полагаю, нет.
— Тогда как вы здесь оказались? — Поразмыслив, он уточнил: — И зачем?
Разумеется, он меня не знал — визави мы не встречались. Я не вращался среди небожителей, он не нисходил к плебсу. Но я знал его давно и неплохо. Человек, за короткий срок собравший несколько самых престижных премий за свои исследования на стыке физики, информатики и математики, от Тьюринговской до Нобелевской. Автор скандального эссе «Уравнения Сатаны», где утверждалась неизбежность и расписана была в деталях процедура тотальной нанокиборгизации вида Homo sapiens. Создатель прототипа процессоров для так и не родившегося на свет нового поколения компьютеров на каких-то малопонятных кому бы то ни было, кроме него самого, «медленных фотонах». Создатель операционной среды nSpace, похоронившей Windows и Unix. Лицо с телеэкранов и обложек глянцевых журналов. Бабник и метросексуал. Демагог и провокатор... Ну разумеется, кому еще могла прийти в голову идея волнового вируса?!
И сейчас, глядя на жалкую тень прежнего блистательного наглеца и скандалиста, я вдруг поймал себя на мысли, что это все же не первая, и даже далеко не первая, наша встреча за мою бесконечную, полную имен и собы тий жизнь в человеческом теле.
— Thou art the man[75], — промолвил я.
— Мне не страшно, — ответил он. — Не в том я состоя нии, чтобы чего-то страшиться.
— Интересно, за кого вы меня принимаете.
— Какая разница... Всегда найдется миллион-другой желающих поквитаться со мной за свои собственные грешки. Но что вас так задержало?
Я подтянул к изголовью дивана кресло и устроился с максимальным комфортом, закинув ноги на стоявший здесь же грязный журнальный столик. Какие-то бумаги и диски с шумом ссыпались на пол.
— Не собираюсь предъявлять вам счет, — сказал я. — Все, что происходит... это вообще меня не касается. Я здесь лишь затем, чтобы воочию повидать автора тако го скорого и безвкусного конца света.
В его глазах затлела слабая искра любопытства.
— Как тебе удалось? — спросил он.
— Что именно?
— Сменить форму существования с волновой на мате риальную.
Не сразу, но я сообразил: он принял меня за другого. За свое детище. Он почти угадал, но...
— Ошибаетесь. Я — не он.
— В вас столько жизни... столько энергии... Ни в ком ее не может быть так много... ну разве что в каких-нибудь одноклеточных... или... — Он даже сморщился от усилия и произнес по слогам: — В аль-ве-оло-би-он-тах! Вы знаете, что такое альвеоло... — Он перевел дух и закончил: — ... бионты?
— Не имею чести.
— Это такая маленькая сволочь, ни животное, ни растение. .. которая переживет этот мир. И, возможно, его унаследует.
— А... с чем-то подобным мне доводилось сталкиваться, — усмехнулся я. — Но это было чертовски давно, и назвать ту сволочь маленькой ни у кого язык не повернулся бы... Не надейтесь. Конкретно этого конца света не переживет ничто. Если и последует новое начало, то с чистого листа.
Про левиафанов, мировых змеев и иже с ними я счел за благо умолчать.
— Откуда вы знаете? Или вы из этих... из ангелов? Вас, случаем, не Гавриилом кличут?
Наверное, в свои лучшие времена он был чрезвычайно занятным собеседником.
— На деву Марию вы не потянете. А мне приличнее назваться Азраилом... Но я не ангел и не демон. И уж тем более не ваш... волновой вирус. Кстати, у него есть имя?
— А у вас?
Я поморщился.
— Вы, люди, спать спокойно не будете, если не приклеите к чему-то находящемуся за пределами вашего разумения какой-нибудь ярлык. И только так сможете включить это непостижимое в свою систему понятий. Да, у меня есть некое свойство, которое делает меня уникальным в моем мире. Но это не имя в вашем понимании. С другой стороны, в вашем мире у меня было столько имен, что все из них я уж и не упомню. Рано или поздно они облетают с меня, как шелуха. Поэтому можете придумать еще одно, любое, мне все равно. Если вам интересно, последним по времени моим именем, а точнее — определением, было «терминальный эффектор»... »
