Вадим Крабов - Рус Четвертый - Этруск
Рус проснулся через несколько статеров после «возвращения», проснулся в поганом настроении. Видел яркий сон, знал — то была явь, и это ему крайне не нравилось.
Противное безалаберное могущество, бездушная игра, дурацкий мультфильм наподобие «Тома и Джерри» с таким же смыслом и такими же чувствами, то есть с никакими. Конечно, спасал себя, но оказалось еще и мир. Хитрая Гея умолчала о буйстве Сил. Френом тоже хорош. Позвал Зовом, заставил биться с Лоос. Понятно, и сам жаждал, но теперь… брр! Ужас! Если Боги чувствуют так же, как чувствовал он, «играя Бога» то нечему завидовать. Пустое бесцельное существование. Самое мерзкое в нем — отсутствие привычных человеческих чувств. Будучи «персонажем», не понимал, вжился в образ (что порой нравилось!), а сейчас понял — в них нет ничего человеческого. Они играют в людей так же, как он играл в Бога — воплощаются в собственное представление о людях. Впрочем, им это необходимо. Боги зависят от людей, а ему зачем это глупое «обожествление»?
Главное, чего не хватало в том образе, и он только сейчас это понял — Любви. Заметной — не заметной, яркой — тусклой, злобной — доброй, любой, в любых проявлениях! Это… невообразимо как много она, оказывается, пронизывает всю нашу душу! Вот основное отличие местных Богов от человека, вот почему так погано на душе.
«Надо же, герой! Мир спас. Тьфу! Как мерзко… Нихрена особого не случилось бы. Да, погибло бы много. Жалко, конечно, и обидно, что из-за меня. Надо же так лохануться с эльфами! Так им и надо, заслужили расплату «перворожденные». А какими высокомерными были, тьфу! Но больше — никогда. Да лучше самому погибнуть или угрызениями совести мучиться — чисто человеческим чувством, кстати, чем еще раз… Потом все равно бы жизнь наладилась, сама планета целехонька оставалась. Крепко её люди своей Верой и Волей связали, Богам не развалить. Вот, хоть что-то полезное осталось — знания, а так…», — хмуро поднялся, стряхнув с одеяла кучу снега, размялся. Сходил к сугробу, под которым покоилась Флорина, посмотрел на изуродованную пожилую женщину, — «кареглазая ты, оказывается, была… госпожа, хм…», — никакой сладости от мщения или банального удовлетворения не испытал. Проклятая «божественность» отбила и эту радость.
«Все!», — внутренне встряхнулся, — «кончай хандрить Владимир Дьердьевич. Больше не лезь туда, не твое это дело. А думаю, что и не получится, слишком специфический персонажик, без влияния Геи стопудово не обошлось. Воля, Доля, Слова, Сила! Пошли они, сам разберусь. Нет, ну надо же, до омерзения противна эта божественная шкура! Тьфу на вас всех! Гелиния!», — мысль переключилась без перехода, — «как я по тебе соскучился, любимая! Ты жива, здорова — чую. Наши души теперь сплетены… да я сейчас к тебе… черт! Спасибо тебе, милая, это ты меня спасла, твоя любовь спасла, но… третья ночная четверть, «свита», блин, заждалась, будь она неладна…», — легко зайдя в астрал, подумал, — «если им до меня еще есть дело…».
Астрал, как астрал. Колодец с Силой Земли, колодец с Силой Гидроса. Нафига делал? Слепил «зыбучую яму» и только тогда обратил внимание:
«А где, черт победи, общий астрал? Где свечение мира?», — его не было. Пустое пространство, бездонные колодцы в пустоте и все. Нет красивого сверкания астральных тел, нет размазанных следов — ничего.
«Друзья», — впервые после «возвращения» обратился к Духам. Они ворвались с шумом, и готов был поклясться — радостным, — «вы чего затихарились?»
«Большой Друг…», — отовсюду неслась разноголосица, — «было страшно… боялись… тебя…»
«Стоять, други вы мои! Я что, такой страшный?»
«Был… думали… забыл нас… твоя Воля…»
«Все, ребята, проехали. Был неправ, каюсь. Эй, который астральный, что происходит вокруг, расскажи мне, друг», — и усмехнулся неожиданной рифме.
«Друзья» повлияли благотворно, словно вернулся в «старые добрые времена».
«Да какая-то хрень там происходит», — ответил Дух Слияния с Астралом. Надо же, пошутил! — «Силы переплелись, перемешались, а вместе с ними и общее расслоение, так называемый общий астрал. Да сам приглядись, увидишь…»
После этих слов «зрение» Руса словно сфокусировалось. «Пустота» прояснилась и вместо привычных упорядоченных разноцветных нитей, вдруг открылась картина художника — авангардиста. Хрень — точное описание. Силы не бушевали, застыли. Но застыли в таких причудливых переплетениях, что сам дарк ногу сломит. Богам работать и работать, единственным Словом не отделаться. Как «специалист» это понял. Посмотрел на свою «яму» другим взором и увидел в конструкции цепочки Слов-Идей. Видеть-то видел, но где именно какое Слово — терялся. Пока Слова тускло поблескивали, ждали вливания Силы. Потяни из колодца Силу, которая хвала богам сохранилась четко структурированной, и Слова «ямы» засверкают, скомандуют расслоению раскрыться в нужных местах, а после прикажут закрыться. По-сути, жалкая имитация Божественной Воли, Слова Бога.
«Господи, да и фиг с ним! Пусть имитация, зато человеческая и лично мне понятная, на механике сделана. Нет, козлы (Боги, разумеется) не заманите!», — можно подумать его кто-то манит, а если и сманит, то авантюра с божественностью снова получится. Смешно. Просто впервые в обычном человеческом состоянии Рус увидел Слова. Толку с них теперь — ноль, но ничего, привыкнет.
Мысленно стукнул себя по голове и попытался воспользоваться амулетом астральной связи.
«Так я и думал — тишина. «Тропы» и Врата тоже не работают, стопудово. А лооски превратились в обычных теток. Кто постарше, кто помоложе, смех! Их рабы освободились, вот что главное! И сами жрицы прицепом. Маги пока бессильные… а что, если…», — с этой мысль и выпрыгнул в своей спальне в доме Радана.
Глава 23
В тереме царила суматоха. Ошалевшая прислуга сновала туда-сюда. Оказывается, много этого племени обитало лесной усадьбе, где только прятались?
— … Сумрак…
— … Гранка, Аргост тебя забери, аккуратней со шкурами!… - Рус выхватывал только отдельные выкрики, никто на него внимания не обращал.
Понурая «свита» и убитые горем Радан с Линдой нашлись в большой гостевой светлице.
— Подъем, господа Этруски, выше голову, воины! — с порога закричал принц, — конец света откладывается, Сумрак отменяется, нас ждут великие дела!
«Немая сцена», картина Репина «Не ждали», «как снег на голову» и тому подобное.
Первым опомнился молодой Люболан, самый слабый в Призыве:
— Принц!? Ты жив!
— Я что, по-твоему, должен топтать снега Аргольта? Не дождутся! Все, господа, буря кончилась… эй, вы чего, соратники?
Эрлан ответил за всех, практически безэмоционально:
