Джеймс Роллинс - Невинные
Но сивилла коснулась его бледного лица, и на нем расцвел румянец, распространяясь от кончиков ее пальцев, суля мальчику хотя бы надежду.
Арелла подняла его голову с камня, положив ее на сгиб локтя и открыв яркий серебряный осколок, пронзивший бледное горло, вокруг которого сочилась кровь. Другой рукой она сбросила сеть — легко, будто ту отвязали заранее. Подсунув руку под худое тело мальчика, бережно подняла его.
Но тьма не собиралась отпускать свою жертву настолько легко. Как только Арелла подняла агнца и встала, мреть слилась в черные когти, глубоко вонзившиеся в ее свет, терзая и полосуя его.
Ахнув, Арелла упала на колено. Платье у нее на спине разорвалось, открыв взору черные царапины на плечах.
Эрин потянулась помочь, но уронила руки, понимая, что ничего не может поделать.
Арелла вскарабкалась обратно на ноги, держа мальчика на руках. Ее золотой свет пригас, иссеченный по краям, как рваные кружева. Она сгорбилась среди бури, становившейся вокруг нее все яростней. Туча сгустилась, уплотняясь, пытаясь удушить ее сияние, когтя ее, как секущий ледяной шквал.
Арелла сделала запинающийся шаг, затем другой. Казалось, все остатки сияния она сконцентрировала вокруг мальчика, оставшись совершенно беззащитной перед атакой.
Сделала еще шаг — и наконец вырвалась из тьмы, упав на колени, баюкая мальчика в руках. Платье ее превратилось в лохмотья, кожу покрыли черные оспины и темные царапины, ее эбеновые волосы стали пепельно-белыми.
Эрин бросилась вперед, увидев, как женщина заваливается на бок. Подхватила Томми под мышки, увлекая его обмякшее тело подальше от тьмы.
Джордан, подхватив Ареллу, последовал ее примеру.
— Нам нужно вытащить их отсюда, — бросила Эрин. — Как можно дальше от этого нечистого места.
К тому моменту схватка в пещере завершилась. Похоже, как только Искариот удрал, оставшиеся стригои тоже бросились наутек.
Рун и Бернард присоединились к Эрин, но графиня протиснулась между ними, поспешно бросившись к мальчику.
— Его сердце, — выдохнула Элисабета с неподдельным страхом во взгляде. — Оно слабеет.
Рун кивнул, будто расслышал то же самое.
— Он не может исцелиться, пока эта штука в нем, — предупредила Элисабета.
И прежде чем кто-либо успел предостеречь ее, графиня схватила осколок, выдернув его из шеи мальчика и отшвырнув через зал. Кровь продолжала бежать из раны Томми.
— Почему он не исцеляется? — спросила Эрин.
Все обернулись к отброшенному клинку.
Из тоннеля возле них появилась фигура, будто сплотившись из тьмы.
Искариот окрысился на них с холодной яростью. Бросил взгляд на простертую на земле Ареллу и быстро поднял осколок с пола. Не в себе от скорби, порезался о лезвие. Оно полоснуло его по пальцу, но вместо крови из ранки пролились золотые капли.
С потрясенным воплем Иуда отпрянул.
Джордан выстрелил в него, и пули отрикошетили от камней, высекая искры.
Рун ринулся вперед, преодолевая расстояние с быстротой, на которую способен лишь сангвинист, сверкая серебром карамбита в свете факелов.
А затем Искариота схватили и отшвырнули обратно в тоннель.
И вместо него перед Руном предстал другой.
08 часов 06 минут
Корца резко затормозил, оцепенев от шока, не веря собственным глазам. Он смотрел на монаха в знакомой бурой сутане, препоясанной четками, с навеки мальчишеским лицом.
— Брат Леопольд?
Восставший из мертвых.
Леопольд поднял меч с решительным, суровым видом.
Рун вытаращился на него с открытым ртом. Его рассудок пытался растолковать действия Леопольда, тот факт, что он еще жив. Тысячи объяснений проносились у Руна в голове, но он понимал, что все они до единого ложны. Придется взглянуть жестокой истине в лицо.
Вот он, сангвинист-предатель, состоявший в сговоре с Искариотом с самого начала.
Сколько смертей на счету этого субъекта, которого он называл другом?
Перед Руном пронеслись лица и имена. Все, кого он оплакивал. Другие, кого он едва знал. Он представил машиниста поезда и его помощника.
Но одно имя воспламенило его безмолвное сердце гневом более прочих.
— Из-за тебя погибла Надия.
У Леопольда хватило совести, чтобы на лице у него отразилось страдание, но он тут же нашел себе оправдание.
— Никакие войны не обходятся без жертв. Она знала и принимала это куда лучше, чем я да ты.
Переваривать подобные трюизмы было свыше сил Руна.
— И когда ты начал предавать Орден? Давно ты стал предателем?
— Я всегда служил высшей цели. Прежде чем принять присягу сангвиниста, прежде чем я испил свою первую чашу крови Христовой, меня уже поставил на этот путь Окаянный. Помочь вернуть Христа на землю.
Рун нахмурился. Как такое может быть? Почему Леопольд не сгорел, как другие стригои, стремившиеся обмануть Орден, принося лживые клятвы?
Ответ Рун нашел в сиянии религиозного фанатизма во взгляде своего визави.
Леопольд не кривил душой, принося клятвы. Он всем сердцем верил, что служит Христу.
— Мы оплакивали тебя, — проронил Рун. — Мы погребли твои четки со всеми почестями в Святилище, словно ты сложил голову, служа Ему.
— Я и служу Ему, — твердо заявил Леопольд. — А если я не служу, почему же освященное вино по-прежнему дарит мне благословение даже теперь?
Корца пошатнулся. Неужели набожность Леопольда настолько безраздельна?
— Ты должен понять истинность моих слов, — умолял тот. — Ты можешь присоединиться к нам. Он примет тебя с распростертыми объятьями.
Рун не мог прийти в себя от изумления.
— Ты хочешь, чтобы я покинул апостольскую Церковь и присоединился к предателю Христа?! Человеку, объединившему силы со стригоями?!
— А разве вы не делаете со стригоями то же самое? — Леопольд указал на Элисабету. — Сердце должно следовать тому, что считает верным.
Рун был ошеломлен, а именно этого Леопольд коварно и добивался.
Он ринулся на Корцу — стремительно, жестоко, первым нанося удар мечом.
Тот увернулся в последний момент, инстинкты сработали быстрее рассудка. Меч Леопольда рассек ему бок, разрубив Доспехи и полоснув по ребрам. Отреагировав столь же молниеносно, Рун полоснул карамбитом в ответ.
Леопольд попятился на заплетающихся ногах, выронив меч. Схватился за горло, и кровь хлынула у него между пальцев. Упал на колени, очки его съехали с носа и перекосились. Но глаза были по-прежнему прикованы к Руну — сияя не злобой, но печалью и истовой верой.
