Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга суда
В этом зале вместо потолка живая ночь. Раненая темнота клубится, медленно спускаясь вниз, капли черного воска плавят стены, и отравленный вонью паленой пластмассы дым смешивается с воздухом.
— Он сумел ответить, — Тора смотрит вверх с растерянностью и страхом, честно говоря, и мне самой очень сильно не по себе. Кажется, здесь не так спокойно, как предполагал Карл.
— Те, кто приходил прежде, выключались, я думала и он тоже выключится, а он ответил. Правда, только раз, но если еще… я не могу подняться, больно очень. Барьера больше нету, и я все слышу. Я не хочу это слышать. Не хочу! — Тора кричит, зажимая уши руками. — Тебе нужно туда, ты не слышишь, ты сумеешь подняться… скажи, чтобы перестал!
Тора плачет. Темно-красные слезы, темно-красные дорожки на щеках, темно-красные струйки, вытекающие сквозь пальцы.
— Туда, лестница… вверх… я больше не могу… а ты… ты главное не слушай.
Подниматься? В кипящую разъяренную ночь? Скинуть рюкзак, ножны тоже к чертям собачьим, клинок в руку и вперед, точнее вверх по узким ступенькам, подвешенным на стальные тросы. Лестница змеей обвивает полый цилиндр, вероятно, когда-то служивший шахтой лифта. Лифт бы не помешал, очень уж быстро сползает по стенам чернота. Не успеваю. Даже если бежать, не успеваю. Ночь накрывает с головой, вязкая, плотная, уже не воздух, но еще и не вода, нечто среднее. Забивает нос и горло, пробираясь в легкие. Дышу. И глаза постепенно привыкают к темноте. Не так все и плохо… если не вслушиваться.
Шепот, шепот, шепот… наглый, липкий, отвратительный… главное, не слушать, не поддаваться, закрыть уши… сосредоточиться. Считать ступеньки… одна, две… пять… двадцать три… двадцать семь.
Лестница заканчивается и куда дальше? Впереди в клубящемся облаке слабо мерцают белые огни. С трудом нащупываю дорогу. Узкая тропа ограниченная двумя стальными канатами вместо перил. Знакомо… а шепот становится громче, превращаясь в сплошной гул.
Я иду, считая шаги, как считала ступени. Огни все ближе. И в какой-то момент ночь отступает, от резкой смены освещения ненадолго слепну.
Площадка в четыре квадратных метра. Темнота снаружи, точно сдерживаемая невидимым барьером. Низкое кресло и человек. То ли спит, то ли сознание потерял, то ли умер… нет, кажется, дышит, кожа теплая и на запястье прощупывается пульс. Лицо в крови, из носа, из ушей, из-под серо-стального обруча на голове, в центре которого синим пламенем полыхает звезда.
Тора просила помочь, сказать, чтобы человек перестал, но как сказать, если он не слышит. Нужно снять эту чертову корону, чем бы она ни была на самом деле. Но стоило прикоснуться к обручу, как скользкие от крови пальцы перехватили руку.
— Не надо, — он открыл глаза, полуслепые, расчерченные красными молниями лопнувших сосудов. — Это ты? Ты снова пришла спасти меня?
Рубеус
Затянувшееся ожидание, часы и нарочито медленно движение стрелок. Молчание. Говорить больше не о чем, а сидеть в тишине тошно. Но уже скоро, совсем скоро.
— Знаешь, — Карл сидел с закрытыми глазами. — Ты, конечно, не подарок, псих, социопат, параноик и просто запутавшийся между моралью и аморальностью сукин сын, но ты мне нравишься. Хорошо, что не пришлось убивать тебя.
— Одного понять не могу, зачем ты со мной возился?
Разговор обещал затронуть интересные темы. Жаль, что камина нет, в Саммуш-ун приятно было сидеть у камина. Карл некоторое время молчал, обдумывая ответ.
— Ну… со временем жить становится скучно. Все то же самое, день за днем… замок, граница, которая в то время и не нужна была… деревни, мелкие проблемы… обыденные. И представь себе, просыпаешься однажды с пониманием того, что уже все. Конец. Не жизни, а тому, чего ты можешь в ней достигнуть. Потолок. Твоя личная планка, через которую не перепрыгнуть. И даже Проект… думаешь, нельзя было начать на сто или двести лет раньше? Можно, только мне было все равно, а Марек не торопился.
— А я причем?
— Не при чем, наверное. Понимаешь, война — это тоже работа, которая отличается лишь тем, что количество обыденных проблем возрастает в разы, но при всем этом потолок не исчезает. Более того, становится хуже. Итак, скука и потолок. Два фактора, здорово мешающие нормальной жизни. А в результате либо существование по инерции, либо поиск иного увлечения. Физика с математикой меня не привлекают, гуманитарные науки тоже, а вот психология оказалась довольно любопытной областью, причем не столько в плане изучения, сколько в плане влияния на чужую психику.
— На мою, что ли?
Пальцы выбивают барабанную дробь по подлокотникам, запрокинутая голова упирается в спинку стула, локти прижаты. Поза выглядит неудобной, но менять Карл не спешит.
— В том числе. Любопытный материал, любопытный эксперимент. Результаты тоже… любопытные. Надеюсь, не в обиде?
— Ну что ты, как можно.
Карл рассмеялся а, отсмеявшись, заметил:
— У тебя даже чувство юмора появилось. Кстати, здорово помогает жить, это так, в качестве последнего совета. Черт, ненавижу ждать… на что спорим, Марек попытается договориться?
— Как обычно. Желание.
— Идет. — Карл сложил руки на груди. — Слушай, там коньяк еще остался?
Карл проиграл, Марек не стал договариваться, он ударил сразу, с ходу. Горячая волна смела стену и, докатившись до башен, отпрянула, сплавляя зеленые камни в сплошную пышущую жаром плиту. Хельмсдорф вздрогнул и протяжно застонал.
— Демонстрация силы, — спокойно отметил Карл. — А следом будет разговор.
— Но сначала удар. С тебя причитается.
Кровь бурлила в предвкушении боя, не страхом или ненавистью — желанием убить. Черт, следует успокоиться, предстоит даже не Ата-Кару, а кое-что гораздо более серьезное.
Марек сидел на уцелевшей чудесным образом лавочке. Все та же потертая куртка, бурые пятна на рубашке, серая грязь на брюках, спутанные волосы и впавшие щеки. Вид совершенно больной и вместе с тем сумасшедший.
— Ничего, что я без приглашения? — Марек поднялся, правда тут же, сел обратно, движения у него дерганые, неуверенные. — Извините, я уж лучше посижу, если вы, конечно, не против. Устал.
— Ну да, столько работать. Марек, к чему все это? — Карл осторожно ступал по остывающим камням. — Ты ж воевать пришел, а не разговаривать.
— Ну почему же? Повоевать мы успеем. А вообще я не с тобой поговорить хочу. Эй, Хранитель, у тебя хватит духу подойти поближе, или так и будем орать через весь двор?
— Хватит.
Жар проникает сквозь подошвы ботинок. Тогда, в ущелье, был холод, а здесь тепло… интересно, а на что похож удар Восточного ветра? Или нет, лучше не знать. Рубеус остановился в трех шагах от лавки.
