У Чэн-энь - Путешествие на Запад. ТОМ IV
Княжичи тоже устроили торжественный пир, во время которого изъявили благодарность своим учителям и преподнесли им большой поднос с золотом и серебром.
– Унесите скорей! Унесите! – смеясь, отмахнулся Сунь У-кун. – Ведь мы монахи, отрешившиеся от мирской суеты, для чего же нам золото?
Однако тут вмешался Чжу Ба-цзе:
– Золота и серебра мы, конечно, не осмелимся принять, – сказал он, – но смотрите, как разодрали львы-оборотни всю мою одежду. Явите милость и дайте нам другую, этим вы выразите свою любовь к нам.
Княжичи тут же приказали портным сшить всем троим учителям новую одежду, одинакового покроя, из парчи трех цветов: темно-синей, красной и коричневой. Монахи с радостью приняли подарок, нарядились, а затем собрали свои пожитки и отправились в путь.
Жители округа, от мала до велика, в городе и за городом, чествовали монахов и величали их архатами, а также живыми Буддами, сошедшими на грешную землю.
На всех улицах и проулках гремели барабаны, играла музыка, висели разноцветные флаги и знамена.
Вот уж право.
В каждом доме сегодня и в каждом семействе
Ароматные свечи с утра зажжены,
Над воротами вдоль разукрашенных улиц
Фонари разноцветные всюду видны.
Шествие провожающих растянулось на довольно большое расстояние. Наконец всем четверым монахам удалось распрощаться со всеми и отправиться дальше на Запад.
Взойди, отбросив думы и заботы,
В обитель Будды, в царственную высь,
И с чистым сердцем, с искренним желаньем
В храм Громовых раскатов вознесись!
Далеко ли еще было до чудесной горы Линшань? Когда наши путники прибыли туда? Обо всем этом вы узнаете из следующих глав.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ ,
С чего начать духовный путь
К вершинам созерцанья?
Сперва тревоги изгони
Прочь из души своей,
Чтоб рой желаний не мелькал,
Как стая обезьянья,
Чтоб мысли не неслись в тебе
Стремительней коней.
Но если их ты не изгнал,
А только взял на привязь,
Пяти пороков[45] все равно
Тебе не удержать,
И чуть задержишься в пути,
Идти вперед противясь,
Три непростительных греха
В тебе взойдут опять.
Свободу дашь своим страстям –
Лишишься эликсира,
Который лишь один душе
Бессмертие дает.
Желаньям будешь потакать,
Пустым соблазнам мира –
Природный, изначальный дух
В тебе не расцветет.
Отвергни раз и навсегда
Порывы дум случайных,
Пусть гнева, радости, забот
Бежит душа твоя,
И лишь тогда узнаешь ты
О сокровенных тайнах
И навсегда уйдешь душой
В покой небытия.
Итак, Танский монах и его ученики покинули главный город уезда Яшмовые цветы и спокойно двигались по ровной дороге, ведущей в страну Высшего блаженства. Через несколько дней вновь показались очертания какого-то города.
– Это еще что за место такое? – изумился Танский монах, повернувшись к Сунь У-куну.
– Как видишь, это – город, – отвечал тот, – но на шесте над городскими стенами нет флага, да и местность эта мне незнакома. Погоди, вот подойдем ближе, тогда и спросим.
Когда путники достигли восточной заставы, они увидели по обеим сторонам дороги чайные и питейные заведения, из которых доносились веселые крики и шум, показались также лабазы и маслобойни, везде царило оживление.
Несколько лоботрясов столпились на улице, разглядывая длиннорылого Чжу Ба-цзе, Ша-сэна с темным лицом и красноглазого Сунь У-куна, однако никто из них не осмеливался подойти ближе и заговорить с путниками. Танский монах боялся, что бездельники затеют ссору с его учениками, и от страха покрылся холодным потом.
Путники прошли еще несколько кварталов и, не доходя до городской стены, увидели вход в монастырь, над воротами которого была надпись из трех иероглифов: «Монастырь милосердия Будды».
– Не зайти ли нам сюда? – спросил Танский монах своих спутников. – Дадим коню передохнуть, да и сами перекусим.
– Что же, это хорошо! Очень хорошо! – произнес Сунь У-кун.
Все четверо вошли в ворота. Вот что они увидели:
Драгоценные башни
Красуются здесь величаво,
А над ними вздымается
Будды престол золотой.
Выше туч его храм,
До небес вознеслась его слава,
Тихо в кельях монахов,
Всю ночь озаренных луной.
Благовонных курений
Клубятся дымки, как живые,
В чуть заметном
Пунцовом сиянии ступа видна[46].
Ветерок средь листвы
Тихо крутит вертушки резные,
Где молитвенных свитков
Святые горят письмена.
Не начало ли здесь
Непорочной земли Суковати?
Эти храмы подобны
Драконов дворцам неземным.
Главный храм среди них
Золотится в лучах благодати,
И пурпурной завесою
Облако реет над ним.
А с обеих сторон,
Вдоль больших галерей из гранита
Сотни праздных людей
Ходят толпами целые дни.
Среди пагод одна
Для гостей постоянно открыта,
Чтоб на самую кровлю
Могли подниматься они.
День и ночь из курильниц
Восходят клубы благовоний,
Растворяются в небе,
Как сны, и чисты и легки.
День и ночь напролет
Перед Буддой, воссевшим на троне,
Негасимых лампад,
Колыхаясь, горят светляки.
Золотой колокольчик,
Хрустальную трель разливая,
Издалека звенит,
Возвещая сердцам благодать.
То идет настоятель,
Монахов своих созывая,
Чтобы вслух до зари
Им священные сутры читать.
Пока все четверо разглядывали монастырь, с галереи сошел к ним какой-то монах.
– Откуда пожаловал сюда, почтенный? – спросил он Танского монаха, отвесив низкий поклон.
– Твой смиренный брат в монашестве прибыл сюда из Серединного цветущего государства, от двора Танского государя, – отвечал Танский монах.
