Николай Толстой - Пришествие Короля
Я смотрел на его огромное тело, ничком лежавшее у моих ног, почти с жалостью, если бы в нем еще оставалось жизни на то, чтобы пожалеть его. Одни лишь холодные глаза смотрели на меня пристально и злобно — тем самым взглядом, который, как он предвещал, всегда будет предо мной. Зачарованно смотрел я, как уходила его сила к животным, что таились за ним в темноте. Пес лизал кровь, что словно водопад извергалась из раны над его плечом, большая тупоголовая змея, которую он схватил, когда я впервые увидел его, пила жизненное семя, излившееся из его упавшего столба возрождения, краб стискивал его гениталии, чтобы выдавить теплую жидкость.
Из крови и семени возникало новое существо. Огромное тело раскинулось на полу святилища. Теперь оно лежало в озере крови, по которому, казалось, поплывет оно во мрак пустоты. Опавшая шкура висела на его костяке, словно поношенная одежда, вывешенная на просушку. Огромный череп, пустой и костистый, казался высоким, словно нагорья Придина. Гребень позвоночника тянулся с севера на юг костистой змеей, как горбатый Хребет Кеун Придайн, что разделяет Остров Могущества на восточную и западную половины. Ребра его были как долины, по которым текли ручьи крови и пота. Клочковатая шкура была буреломом и поломанными папоротниками, среди которых ползали орды паразитов — червей и насекомых, порожденных теплом его левой подмышки Вскоре расползлись они по равнинам его плоти, холмам его костей, озерам его глаз. К северу от золотой гривны, охватывавшей шею скелета, насекомые, кишевшие, как злобные орды Кораниайд, разоряли пустоши ядовитых нарывов, прыщей и гноищ плоти, что еще оставалась на черепе.
Из мертвых губ павшего владыки послышался последний вздох побежденного эллила, заплатившего своей жизнью за отнятые жизни.
Взял вероломством ты жизнь мою —
От вероломства ты сам падешь,
Я погиб в смертельном бою —
Победивший, ты силу мою возьмешь.
Верно — силы быстро возвращаюсь ко мне. Но я увидел, что в теле и конечностях мертвого Оленя снова закипает жизнь. Вокруг твари обвилась змея и поднялась, чтобы дышать в провалы его рта, ноздрей и ушей. Бык — отец змеи, змея — мать быка. Где я стоял и как все это я мог увидеть, не могу сказать. Можешь считать это сном, о король поскольку мне именно так и подумалось. Все, что могу сказать, так это то, что остров костей и кожи плавал передо мной в океане крови, что постоянно обегал тушу, и что вокруг нас во тьме встала стена мерцающего пламени — пламени, что всегда горит в Сердце Аннона.
Я ощутил такой смертельный страх, какого не испытывал даже тогда, когда еще живой Дух Оленя бросился на меня, ревя как бык. Я стоял один в бесконечном пространстве и тьме. И не было там доброй луны, которая протянула бы мне свой серебряный мостик, как случилось, когда я плыл в мешке по спокойным волнам моря Хаврен. Я висел в He-времени, в межвременье, на пересечении жизни и смерти, в черном кратком бесконечном промежутке, за который те, что понимают руны, могут обрести знание повешенного[89].
Кинжалом Карнвеннан я высек опаляющий пламень, что разделяет небо и землю в конце каждого цикла и в начале нового. Веретено вращается, и нетрудно наметить точку, к которой оно вернется. Мой друг трибун Руфин, что тщетно пытался приспособить мир к своим желаниям, увидел на грязной стене казармы слова, написанные рукой невежественного солдата, желания которого зависят от того, как выпадут кости в пыли прокаленного солнцем двора. Солдат не понимает того, что пишет, трибун не понимает того, что читает, и все же в этом — все.
Я начертал руны на каменном выступе на подветренном склоне холма, и теперь их горящие знаки светились у меня в голове. Ведь череп — он как зерно орлиного камня, что кладут на чрево беременной женщины, маленькое яичко в большом яйце. То, что написано огромными буквами на хрустальной сфере, мой Ти Гвидр под прозрачными водами океана, отражается в центре в лучах света:
РОТАС
ОПЕРА
ТЕНЕТ
АРЕПО
САТОР
Перемножь четыре согласных в центре, и что ты найдешь? Сумму ступеней, по которым Золотая Колесница Бели странствует весь год через Дома Неба. Через них можно провести круг, который есть золотая орбита Бели, и прежде всех стоит крест ТЕНЕТ, который есть Древо, на коем божественный Ллеу провисел трижды три ветреных ночи с копьем Ронгомиант в боку. Это жертвоприношение разбило для всего человечества вечную привязанность к колесу, которое ты видишь за крестом.
Это не конец, а начало. Я не могу доверить письменам то, что должно быть усвоено изустно за долгие годы учения, но моя задача — охранять границы сущего. В чудо можно войти, но не понять его. И если я подтолкну тебя к чуду, то труд мой должен хоть к чему-нибудь привести. Эти буквы представляют собой числа, и гармония чисел поддерживает равновесие вселенной. Перемножь углы квадрата (РССР) и простертые концы креста — получишь шесть. Помножь, в свою очередь, эту сумму на ТТТ (двенадцать) на концах креста, и ты получишь семьдесят два. Затем помножь эту сумму на величину ПРРП на Солнечном Круге, что пылает за крестом, и в целом получишь 72x360=25920. Или прибавь гласные, исключенные из углов, и умножь их на то, что стоит в углах, — нетрудно ответить: (400 + 32)х60 — получишь снова 25920.
Итак, 25920 составляют Великий Год бытия, в конце которого придут потоп и пламень, которые мудрые друиды предвещают в конце мира. И упрекнут ли меня друиды и люди искусства и мастерства, лливирион, за то, что я пишу то, что должно оставаться ненаписанным, отвечу я, что само по себе это не та тайна, которую опасно раскрывать. Не я поведаю (если бы я сам знал!), где находится Мабон маб Модрон и жив он или мертв.
Но что такое РОТАС — САТОР, как не доска для гвиддвилла, в который люди играют во дворцах ради забавы? Посередине доски стоит король, ось вращающегося колеса, которое есть солнце во славе своей. Вокруг короля стоит крестом защита, а перекладины креста соединяют пределы с центром, в середине которого находятся единство и порядок. За ними, в четырех частях на границе сущего, разъединенная и беспорядочная, лежит угрожающая сила хаоса, орды Кораниайд.
Убийство Духа Оленя, Быка Тьмы, было концом мирового года. Кинжалом Карнвеннан я вскрыл ущелье, разделил новое и старое, и даже когда я смотрел на омерзительное тело, вонявшее тленом, лежавшее в невольно испущенных испражнениях, на его высыхающую шкуру и кишащих гнид и червей, я узрел чудесное превращение.
XI
УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА
Я стоял в лабиринте, не зная, где я и что со мной. Связь веков и очертания земли спиралью ушли из бытия, и мысли вихрем кружились в моей голове. Я шел по переходам, у которых не было ни начала, ни конца, в глазах у меня плыло, меня шатало как пьяного. Не спастись из Чертогов Аннона, если нет спасительной нити, но она выпала из моих рук, когда я схватился с Духом Оленя.
