Дэвид Геммел - Троя. Грозовой щит
— Я думала, что если держать его подальше от кобылиц, он успокоится, — вздохнула царица. — Он всегда такой злой. Я не понимаю почему.
— Он будет не таким злым, если мы отрежем ему яйца, — предложил старый полководец. — Жеребец, возможно, успокоится и станет хорошим скакуном.
«Геликаон думает, что он будет прекрасным производителем и положит начало новой породе боевых коней. Павзаний покачал головой.
— Ему дали слишком много свободы. Ты знаешь, что он почти сделал калекой одного из моих лучших всадников? Сбросил его, затем прошелся по ногам. Сломал обе. У него плохо с головой, госпожа.
— Открой стойло, Павзаний. Старик не двинулся с места.
— Пожалуйста, не делай этого, моя царица. Она улыбнулась ему.
— Это просто лошадь. А не какой-нибудь жестокий убийца. Делай так, как я приказываю.
Павзаний сделал шаг вперед и поднял засов, открыв дверь достаточно широко, чтобы Халисия могла войти. Она увидела, как он вытащил свой меч, и знала, что старик готов перерезать горло животному, если ей будет грозить опасность.
— Убери это, — тихо попросила царица, — и закрой за мной стойло.
Войдя внутрь, она начала напевать тихую мелодию, затем медленно и спокойно подняла руку, нежно погладила жеребца по шее. Он бил копытами, прижимая уши.
— Однажды, — прошептала Халисия, прижавшись лицом к шее лошади, — мы с тобой будем скакать по лугам. Ты будешь царем среди лошадей, а кобылицы будут следовать за тобой.
Взяв пригоршню соломы, она протерла широкую спину жеребца. Он поднял уши и повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
— Ты такой красивый, — сказала она. — Такой красивый и сильный.
Бросив солому, она медленно вернулась обратно к двери стойла. Павзаний открыл ее, и она вышла. Когда засов вернулся на место, жеребец внезапно встал на дыбы. Полководец споткнулся и чуть не упал. Халисия засмеялась.
— Он будет прекрасным скакуном, — сказала она.
— Я не знаю, как ты это делаешь! — воскликнул старый воин. — Я могу поклясться, что он понимает, когда ты разговариваешь с ним.
Оказавшись снаружи, Халисия повернулась к Павзанию:
— Ты поедешь со мной?
— Для меня это большая честь, моя царица.
Он подозвал мальчика и попросил привести лошадей. Мальчик привел старого темно-коричневого мерина Халисии Танцора и милую кобылу с раскачивающимися боками, к которой Павзаний недавно почувствовал расположение. Они проехали по двору конюшни и спустились к Морским воротам, ведущим к гавани. Остановив лошадей на отвесном горном склоне, они посмотрели на узкую полоску моря вдоль побережья измученной войной Фракии.
Павзаний озвучил беспокойную мысль, которая терзала ее.
— Если падет восточная часть Фракии, обе армии запада и мятежники фракийцы отправятся на это побережье.
Она повернулась и посмотрела на Морские ворота. Геликаон приказал укрепить башни, и каменный вход был выложен зеленым мрамором, привезенным из Спарты. Отвесный склон со стороны гавани делал почти невозможным штурм ворот. Враг, поднимаясь по холму, потеряет много людей от выстрелов лучников, которые будут находиться в безопасности на высоких стенах.
— Если у нас будет достаточно воинов, мы сможем продержаться несколько месяцев, — заметила царица.
Старик усмехнулся:
— Достаточно — это в пять раз больше, чем у нас есть сейчас.
Не сказав ни слова, Халисия развернула лошадь и поскакала вверх по узкой горной тропе, идущей с наружной стороны стен, мимо самой высокой точки скал, названной Прыжком Аполлона. Она улыбнулась при мысли о том, что старый воин следует за ней. Почва была неровной, и местами тропа становилась такой узкой, что копыта ее лошади замирали над ужасной пропастью внизу.
Павзаний не испугался опасной поездки, но забеспокоился о ней. Он не мог понять ее желание рисковать. Халисия и не пыталась объяснять. На равнинах во времена ее молодости было много летних пожаров. Сухая трава горела, ветер раздувал огонь и относил в сторону поселений. Единственный способ бороться с ними — разжигать впереди этого адского пламени костры, чтобы, когда огонь достигнет выжженного места, ему нечем было питаться.
Эти опасные прогулки помогали Халисии бороться со своими страхами, подвергая себя небольшому риску.
Наконец они выбрались на более широкий путь, ведущий ко вторым воротам Дардании. Земные ворота принадлежали самой старой части города, построенной древними мастерами, имена которых утеряны для истории. Крепость была большая и выходила на юг, на Трою; ее стены были крепкими и основательными, а два ряда ворот — узкими и высокими. За воротами начиналась широкая и ровная местность. Захватив ее, армия неприятеля могла бы долго оставаться здесь в безопасности и предпринимать атаки по желанию.
От Земных ворот по сухой равнине шла узкая дорога, которая проходила потом через ущелье. Двое всадников промчались по дороге вниз к узкой расщелине, пересеченной деревянным мостом, по обе стороны которого стояли охранники. Отсюда начиналась дорога в Трою. Копыта лошадей застучали по мосту, и Халисия посмотрела вниз. От высоты закружилась голова. На другом конце моста она натянула поводья и оглянулась, восхитившись умением и храбростью людей, построивших этот мост. Хотя он был в длину не больше, чем три копья, установить его было нелегким делом. Поперечные балки и соединения вбивали глубоко в скалы. Людям приходилось свешиваться на канатах и рубить камень, чтобы сделать углубления; ее родные братья были как будто созданы для такого рода работы.
Вдали от города Халисия глубоко дышала, наслаждаясь запахом сырой земли и летней травы, ощущением свободы, не стесненной каменными стенами. Начало темнеть, когда Павзаний сказал:
— Нам следует возвращаться через Каприз. Я не хочу скакать по узким дорогам после наступления темноты.
Халисия натянула поводья.
— Каприз?
— Я имел в виду мост, госпожа.
— Почему ты называешь его Капризом? — спросила она. — Он сокращает путь до Трои, экономит день пути для торговцев.
— Это место назвали так задолго до того, как был построен мост. Только такие старики, как я, помнят еще это название. Каприз Парнио. — Павзаний вздохнул. — Молодой всадник поспорил со своим другом, что его лошадь сможет перепрыгнуть расщелину в самом узком ее месте. Он ошибся. Потребовалось два дня, чтобы собрать его разбитое тело. Через несколько дней над тем местом, где он умер, построили мост.
— Ты знал его?
— Да, знал. Тщеславный и опрометчивый мальчик. Но в нем не было зла. Он думал, как и все молодые, что он бессмертен. Если бы он дожил до шестидесяти лет, поседел и потерял бы зубы. Он бы ругался на безрассудных юношей и рассказывал нам, что был другим в свое время.
