Алексей Ворон - Время волков
«Мы всегда были друзьями», — сказал себе Гвидион для ободрения, но, даже будучи давним другом короля Оликаны, он ступил на стеклянный мост с замирающим сердцем. Сияющие белым светом купола и башни Оликаны слепили торжеством, такие картины снятся лишь самым чистым, самым высоким душам. Гвидион почувствовал, как белое крыло коснулось его души, и с облегчением подумал: «Оликана все еще принимает меня».
Дальнейший путь Гвидион, ослепленный белым светом, практически не помнил. Он очнулся в комнате с полом, выложенным черными и белыми квадратами в шахматном порядке. Пространство было по-прежнему наполнено светом, легким, искрящимся. В узкие стрельчатые окна чертога вливался пламенный закат. У одного из окон стоял высокий человек с красивыми и удивительно правильными чертами лица. Глаза его, огромные и глубокие, приветливо смотрели на гостя.
— Был ли случай, чтобы ты явился не на закате, Сын Богини? — спросил вместо приветствия король Оликаны теплым, мягким голосом.
Гвидион тяжело вздохнул, не ответил, лишь молча поклонился. Айлитир тоже поклонился, отступил, демонстрируя, что он только проводник.
— Ты только взгляни, как пылает над морем закат, — произнес король Оликаны.
Гвидион подошел к окну и внимательно посмотрел на горизонт, охваченный пламенем заходящего солнца. Багровое светило, словно гигантская клюквина, повисло над морем.
— Что ты видишь в закате, Гвидион? — спросил король.
— Вижу кровь и слезы, — ответил маг.
— Чьи слезы, друг мой, и чью кровь ты видишь? Гвидион покачал головой.
— Не могу тебе сказать, неясно мне видение. Плохо мне видно в твоем мире, нет у меня здесь прежней остроты зрения. Но щемит сердце болью, будто это я плачу и лью кровь.
— Что ж, скажу тебе по дружбе, творец Тьмы и Света. Помнишь, тысячи лет назад мы спорили с тобой о свете и тьме. Ты говорил тогда, что нет в них различия, что в сердце у Тьмы бьется свет и темная душа у Света. Сколько лет ты потратил на то, чтобы доказать это? И вот, смотри теперь, что предвещает закат. Там, на фоне заходящего солнца, гибнет Остров Древних Знаний. Свет и Тьма встретились на том острове. Плачет Тьма от страха перед Вечностью, от желания вернуться к свету и от невозможности этого. Проливает Свет по капле свою кровь, ибо в сердце Светя поселилась тьма. Зверь Рыкающий и Дочь Солнца вот-вот будут поглощены Вечностью. Исчезнут старые распри, погибнут Тьма и Свет. Дай ответ. Хранитель, кого ты будешь спасать?
Гвидион поднял полные ужаса глаза на короля, проговорил дрожащим голосом:
— Дочь Солнца мудра и сама привела себя к гибели, осознанно и обдуманно. Не мне с ней спорить. Смешна мне гибель Дочери Солнца и безразлична, ибо кровь ее видна на закате, новое же рождение — на восходе. Коли нравится ей умирать каждый вечер, обливаясь кровью, так пусть себе умирает. Поутру лик ее сияющий восславят жрецы. Но некому славить и встречать того, кто по моей воле превращен в Зверя. Тот, кто бьется со Светом в жажде вернуться к нему, тот, кого создал я из Пламени, Воды, Земли и Воздуха, тот, кто плачет обо мне, дорог мне и любим мною. Я пошлю ему свою птицу.
Не дожидаясь ответа короля, Гвидион снял с правого плеча черную птицу и, прошептав напутствие, вскинул ее вверх. Птица захлопала крыльями и унеслась прочь.
— Ты еще светел, Гвидион, ты еще чист, — король Оликаны склонил голову, горько вздохнул. — Ты еще идешь путями, ведущими к свету, но ты уже на грани, опомнись. Твоей рукою разбужено зло. Я знаю, ты не хотел этого. Ты просто ошибся, но цена ошибки оказывается порой слишком высока. Ты решил пройти этот путь до конца, решил вызволить брата, не так ли?
Гвидион вскинул голову:
— Что лучше: чуть отступить от света и спасти душу или идти высшим путем, содрогаясь от собственного холода?
— Родич, я понимаю твою боль, но то, что ты совершил, не находит отклика в моем сердце.
— Ты же знаешь, что у меня не было иного выхода? Врата по-прежнему запечатаны, ваше пресловутое Равновесие не нарушено. Столпы стоят, я же иду тем путем, какой избрал себе сам.
Король Оликаны неодобрительно посмотрел на гостя.
— Врата по-прежнему запечатаны. Но тот, кто сражается в Каер-Невенхир, проник туда не через Врата, зато теперь пытается открыть их. Берегись, у него есть все, не хватает только Тринадцатого Камня.
— Но он не получит его, лишь я теперь обладаю властью над Камнем.
— Возможно, — холодно согласился король Оликаны, но голос его смягчился, уже другим тоном он продолжил: — Сейчас не время обсуждать это. Ты измотан, и тебе требуется отдых. А твой отважный спутник ранен. Вы должны отдохнуть, завтра мы продолжим наш сложный разговор. Грядущий день даст новые ответы.
На следующее утро Гвидион проснулся, полный сил и здоровья. Он отправился на прогулку в дивный сад, подобных которому нет в Ином Мире. Целебный воздух Оликаны излечил и Чибиса, юноша прохаживался по аллее чудесных деревьев в самом благодушном настроении. В сад вышел король Оликаны, поприветствовал мага.
— Смотри, — сказал король Гвидиону, указывая рукой на восток, где поднималось в сиянии бледное солнце, — ты был прав. Она умерла вчера лишь для того, чтобы возродиться сегодня. Свет не нуждается в чьей-либо помощи.
Глава 5
Войско змееголовых
В этот день даже я выбрался из трюма, где проводил это путешествие в полузабытьи. Сдерживающий преображение напиток, купленный мною у одного шарлатана в порту, какая-то очень крепкая бурда, которой гадирцы поили меня в надежде, что я приму ее за антилльское вино, и отвары корабельного лекаря, призванные бороться с морской болезнью, превратили меня в полудохлое создание с помутневшим взглядом. Но в такой день, в день, когда весь корабль, включая рабов и корабельных крыс, находился в ожидании возгласа впередсмотрящего «Земля!», магии этого священного для моряков момента поддался даже я. Этот день был действительно замечательным, меня даже вырвало всего два раза. Я никак не мог позволить себе проваляться под палубой, так и не увидев, как выглядит остров Антилла с моря. В прошлое мое путешествие, когда я плыл на корабле антилльского работорговца, меня никто не удосужился пригласить на палубу полюбоваться этим зрелищем.
Вокруг перевернутой вверх дном бочки сидели несколько наемников во главе с Икхой и резались в кости. Икха считал своим долгом лучше узнать будущих солдат и поэтому не гнушался их обществом, как другие гадирские офицеры. Он даже позволял себе время от времени проиграть пару монет в кости. Правда, сейчас он вовсе не проигрывал, а, судя по мрачному выражению лица его партнера по игре, кельтского богатыря по имени Миль, Икха выудил у того уже немало монет.
