Алексей Пехов - Основатель
— Ты видел, как его строили? — тихо спросила Дина.
Здесь хотелось говорить шепотом, чтобы не тревожить мертвую тишину огромных помещений.
— Да, — ответил вьесчи, глядя на луну, медленно выползающую из-за колонн. — Мои люди доставляли белый песчаник и красный гранит фараону Тутмосу.
Воспитанница ошеломленно покачала головой. Ей было трудно представить времена четырехтысячелетней давности, а еще труднее — вообразить Рамона активным участником событий того времени.
Они прошли примерно половину пути, когда увидели в центре зала огромнейший обелиск. Монолит из красного гранита в виде иглы, устремленной вверх. Вокруг валялись обломки — то, что осталось от его двойника, когда-то стоявшего неподалеку.
Дина запрокинула голову, чтобы разглядеть вершину.
— Как они затащили это сюда? — пробормотала она, имея в виду древних строителей.
— С помощью некромантов, — ответил Рамон, обходя куски красного камня. — А вернее — их слуг.
Дина поспешно вытащила сотовый телефон и, найдя в меню нужную функцию, попыталась сфотографировать обелиск.
— Потрясающе, — сказала она со вздохом восхищения.
— Спасибо, — отозвался Рамон и, заметив ее недоумевающий взгляд, пояснил: — Его вырубили в моих каменоломнях на Асуане. Одна шлифовка заняла семь месяцев.
— Удивительно, как ты помнишь все это. — Девушка, не глядя, сунула телефон в карман куртки, с изумлением взирая на негоцианта.
— Помню, — вьесчи погладил шершавый, все еще теплый камень, — но иногда сам удивляюсь этим воспоминаниям…
Теперь уже казалось невозможным понять, чье это было святилище. Груды камней, неровные обломки, полуобвалившиеся стены. И лишь разглядев фрагмент уцелевшего барельефа, Рамон припомнил, что тот принадлежал храму, посвященному богине Нехбет[9].
— Сюда, — велел он, перебираясь через завал.
Ориентир — колонна красного цвета в ряду серых — уцелел.
Напротив темнела грубая узкая арка, сложенная из трех плит. За ней виднелась глухая стена.
— Не думал, что когда-нибудь это понадобится мне снова, — сам себе сказал Рамон, мучительно вспоминая нужное заклятие.
Но в его памяти, которой совсем недавно восхищалась Дина, всплывали то иероглифы, рассказывающие о деяниях Аменхотепа, то сверкающие при свете луны блоки песчаника, то лицо жены Эхнатона. Не каменно-идеальное пособие для начинающих художников, а живое, задумчивое, усталое, с глубокими лучиками морщинок вокруг глаз. Его сменяли корабли, лениво скользящие по глади Нила, бич, со свистом падающий на спины волов, ручной леопард царицы Хатшепсут, с ворчанием пятящийся от Рамона. Вольфгер, глава клана кадаверциан, в одеждах, не уступающих роскошью облачению фараона, сидящий на резном троне. И юная царевна Макетатон у его ног, с обожанием снизу вверх глядящая на некроманта.
— Что-то не так? — тихо прозвучал голос Дины, стоящей рядом.
Рамон взглянул на нее, и современный образ девчонки, одетой в короткую юбку, курточку с множеством карманов и высокие шнурованные ботинки, немедленно вернул его к реальности.
Негоциант отрицательно покачал головой и прикоснулся к стене. Она больше не помнила его рук, хотя раньше вход в тайное святилище открывался от одного легкого касания. Магия, когда-то наполнявшая это место, рассеялась.
Вьесчи плотнее прижал ладонь к камню, закрыл глаза и стал медленно, по слогам, произносить заклинание, дожидаясь, пока нужные слова всплывут в памяти. Спираль артефакта, свернувшегося в груди, протестующе дрогнула, соприкасаясь с чужой силой.
Рамон услышал за спиной тихий вздох Дины и взглянул на стену. От его пальцев в разные стороны текли золотые дорожки. Они переплетались, сталкивались, свивались клубками, растекались во все стороны, образуя светящиеся рисунки фараонов, священных скарабеев и звероголовых богов… Все изображения смотрели в одну сторону — на золотой контур ладони негоцианта в центре каменной плиты.
Рамон произнес последний слог, и светящиеся линии сомкнулись над его головой, образуя замкнутый прямоугольник. Спустя секунду послышался скрежет камня по камню, и дверь стала открываться. С трудом, застревая на каждом сантиметре, плита уходила в стену. Узкая черная щель, из которой тянуло затхлым застоявшимся воздухом, постепенно расширялась.
Полоска лунного света робко скользнула через порог, освещая длинный коридор. Плита, натужно заскрипев, застряла на середине, но открывшегося хода было достаточно, чтобы протиснуться внутрь.
Вьесчи шагнул первым, жестом велев Дине следовать за собой.
Стены коридора и пол покрывала роспись, почти скрытая толстым слоем песка, пыли и клочьев паутины, свисающих с низкого потолка. В спертом воздухе было тяжело дышать, но прохлада ночи постепенно просачивалась внутрь через открытый ход.
Дина задержалась, стирая пыль с одного из рисунков.
— У этого фараона очень знакомое лицо, — произнесла она задумчиво и снова полезла за телефоном, чтобы запечатлеть понравившийся фрагмент росписи.
Рамон оглянулся через плечо.
— Это не фараон, а семер — его ближайший друг и советник.
— Он похож на Вольфгера Кадаверциана. Помнишь, ты показывал мне фотографию, — поняла, наконец, девушка и вопросительно уставилась на негоцианта, требуя объяснений.
А тот, хоть и дал себе слово не задерживаться по пустякам, подошел к воспитаннице и сам взглянул на рисунок.
— Это и есть Вольфгер. Изображение времен Эхнатона.
— Очень натуралистичное, — заметила Дина, глядя в экран телефона. — Не слишком похоже на остальные древнеегипетские рисунки. Они все плоские, а этот… — Она запнулась, не зная, какое определение подобрать для увиденного.
Белый свет фотовспышки на короткий миг осветил высокомерно-величественную фигуру некроманта, возвышающуюся над согнутыми спинами десятков рабов.
— Да, он был известным реформатором, — сказал Рамон, внимательно всматриваясь в стену. Если память не изменяла, где-то здесь, за этим изображением, был скрыт еще один потайной ход. Он вел в жреческие покои, которыми иногда пользовался глава кадаверциан.
— Кто был реформатором? Вольфгер? — уточнила Дина, продолжая фотографировать.
— Эхнатон, — усмехнулся Рамон. — Хотя мэтр тоже был сторонником прогрессивных методов строительства и управления.
— Пап, — глаза девушки загорелись азартом, — а может, ты меня сфотографируешь здесь, на фоне… Этого же никто не видел несколько тысяч лет!
— В другой раз, — ответил вьесчи и, решительно взяв воспитанницу за плечо, повел прочь от вожделенных рисунков.
