Вальтер Моэрс - Город Мечтающих Книг
— Не пугайся! — сказал вдруг Гомунколосс, который все это время целеустремленно шагал впереди. — Труп сидит за ближайшим поворотом и, на первый взгляд, кажется вполне живым. Это, возможно, объясняет наличие скелетов вокруг: вероятно, это — те, у кого были слабые нервы и кого при виде тела хватил удар.
Предупрежденный таким образом, я осторожно заглянул за угол — и тут же отпрянул. Там сидел кое-кто знакомый.
— Смайк! — прохрипел я.
— Да, немного похож на него, правда? — прошептал у меня за спиной Гомунколосс, чуть отставший, чтобы я первым вошел в пещерку.
— Нет, это не Фистомефель Смайк, — сказал я. — Скорее Хагоб Салдалдиан Смайк.
Мы оба уставились на мумию. Это действительно был Салдалдиан Смайк, богатый дядюшка Фистомефеля, и выглядел он в точности как на картине маслом, которую я видел в журнале под домом Смайков. Ну, почти так же, поскольку его тело совершенно высохло. Но так как он и при жизни походил на ходячий труп, разница была едва заметна. Он сидел на полу пещеры, привалившись спиной к заставленному книгами шкафу и устремив мертвый взгляд в пространство. Помимо него в пещерке находилось несколько скелетов, так сказать, в разборе, ведь их кости были разметаны вокруг. С потолка свисала лампа с полудохлым медузосветом, которая отбрасывала лишь тусклый, судорожно пульсирующий оранжевый свет. Самое странное было то, что две верхние ручки мумии были подняты, и одна указывала на другую. Непонятно, как удалось Хагобу умереть в такой позе.
— Ты его знаешь? — спросил Гомунколосс.
— Не лично. Но мне известно, кто это. Представитель семейства Смайков.
— Слишком уж худой для червякула.
— Своего рода белая овца. Это богатый дядюшка Фистомефеля, который оставил ему все свое состояние, а после исчез. Говорят, он был сумасшедшим.
— Вид у него явно ненормальный. Что он тут делает?
— Может, заблудился? Умер от голода. Или жажды. Высох. Мумифицировался.
— А с руками у него что? Почему он так странно их держит?
— На что-то показывает.
— Ну да, на собственные пальцы.
— Наверное, у него действительно были не все дома.
— Нет. Подожди-ка, — возразил Гомунколосс. — Он показывает не на пальцы. Он показывает на что-то, что в них держит.
— Держит в пальцах? Но там ничего нет.
— Нет, есть. Волосок.
Я присмотрелся внимательнее.
— Верно. Ресничка.
Тут мне вспомнился разговор с Фистомефелем Смайком и то, что червякул рассказывал о своем дядюшке, когда мы стояли перед портретом.
— …Хагоб Салдалдиан Смайк, — сказал тогда Фистомефель, — был художником. Резал статуэтки. У меня весь дом ими забит. — Но я у вас ни одной статуэтки не видел.
— Неудивительно, — ответил Смайк. — Их невооруженным глазом не разглядишь. Хагобваял микроскульптуры.
— Микроскульптуры?
— Да, сначала из вишневых косточек и рисовых зерен. Потом исходный материал все уменьшался и уменьшался. Под конец он стал высекать скульптуры из обрезков волос. Когда вернемся, я покажу вам кое-какие под микроскопом. Он вырезал целую битву при Нурнвальде на одной-единственной реснице.
— Это микроскульптура, — сказал я.
— Иными словами, этот волосок как-то обработан?
— Возможно. Хагоб якобы умел вырезать на самых крохотных предметах. Но сейчас это нам ничем не поможет. Чтобы разобраться, нам нужен микроскоп.
— Только не мне, — возразил Гомунколосс. — Я и так могу прочесть.
— Правда?
— Я ведь уже говорил: понятия не имею, что мне Смайк вживил вместо глаз, но зрение у меня такое, словно я смотрю в телескоп. Или в микроскоп. В зависимости оттого, что требуется.
— Да ну? Тогда посмотри скорее! Может, на этой реснице вырезана какая-нибудь подсказка?
Ловко выдернув из костлявых пальцев Хагоба Салдалдиана Смайка ресницу, Гомунколосс поднес ее к темным провалам глазниц и долго рассматривал. Мне показалось, я услышал едва различимые щелчки и гудение.
— Ты не поверишь! — воскликнул он наконец.
— Во что я не поверю? — нетерпеливо отозвался я. — Тебе я во всем поверю.
Гомунколосс перевел на меня удивленный взгляд.
— Ах вот как? С чего это?
— Скажи же, что ты увидел!
— Ты не поверишь.
— Пожалуйста!
Гомунколосс снова сосредоточился на реснице.
— Это завещание! — сказал он. — Выгравированное на волоске завещание.
— Не может быть!
— Ну вот, видишь, ты мне не веришь.
— Ты с ума меня сведешь! Читай же!
— Завещание, — произнес Гомунколосс.
— Да, знаю! — простонал я. — Завещание. Это ты уже сказал.
— Нет, тут написано «Завещание». Это заголовок. Так читать мне или нет?
— Пожалуйста! — Если когда-нибудь хоть какое-то слово прозвучало так, словно говорящий бросается на колени, то это было мое «пожалуйста».
Гомунколосс откашлялся.
— Завещание, — прочел он.
— Могу лишь надеяться, что первый, кто это прочтет, не окажется Фистомефелем Смайком. Если же такое случиться, то позволь сказать тебе, Фистомефель, что ты отъявленный каналья и что я тебя проклинаю! Проклинаю на веки вечные, и пусть моя призрачная моча поливает твою могилу до того дня, когда эта планета не рухнет наконец на солнце!
Если же тебя, читатель, зовут не Фистомефель Смайк, то узнай мою печальную историю. Когда Фистомефель Смайк, к несчастью, мой никчемный племянник, отпрыск нашей опустившейся семьи, однажды постучался в мою дверь (вероятно, сбежав от кредиторов или сил правопорядка), я и не догадывался, какие черные пропасти таятся в его душе. Как и многие другие, я поддался его природному обаянию. Я открыл ему дверь, оказал гостеприимство и вскоре стал относиться как к собственному сыну. Я разделил с ним все: дом, пищу, но лишь одно утаил, а именно: тайну библиотеки Смайков. Поколение за поколением моя семья ее обогащала, и я был первым в этой цепочке, кто решил не использовать эту чудовищную собственность для приумножения власти, а попросту забыть о ней.
Ведь, как уже, вероятно, стало ясно по моей стати, я — белая овца в нашем толстопузом семействе. Добро и зло есть во всех семьях, но, к сожалению, история моей семьи свидетельствует о том, что в нашем роду преобладают малоприятные черты характера.
В отличие от большинства Смайков я склонен к аскетизму, наделен творческой жилкой и чураюсь любой власти, и потому следует признать, что наследие Смайков попало не в те руки. Вступая во владение им, я решил, что во всяком случае на срок моей жизни библиотека не станет служить зловещим да и вообще никаким целям. Я даже подумывал о том, чтобы ее поджечь, но не смог собраться с духом. Лишь изредка я посещал ее, чтобы почитать какую-нибудь книгу.