Сергей Лукьяненко - Ночной Дозор
Осталась только радуга, бесконечная радуга, в которой я тонул.
Ветер метался вокруг, не трогая меня. Я посмотрел на Светлану и услышал, как ломается невидимая стена, всегда стоявшая между нами. Ломается – чтобы замкнуть нас в барьер. Развевающиеся волосы упали вокруг лица Светы мягкой волной.
– Ты все истратил на себя?
– Да, – сказал я.
– Все, что собрал?
Она не верила. Не могла поверить до сих пор. Светлана знала, какова цена за взятую взаймы Силу.
– До последней капли! – ответил я. Мне было легко, удивительно легко.
– Зачем? – Волшебница протянула руку. – Зачем, Антон? Ты мог остановить эту бурю. Мог осчастливить тысячи людей. Как ты мог – все на себя?
– Чтобы не ошибиться, – объяснил я. Было даже неудобно, что она, будущая Великая, не понимает такой малости.
Секунду Светлана молчала. Потом поглядела на огненный мелок в своей руке.
– Что мне делать, Антон?
– Ты уже открыла Книгу Судьбы.
– Антон! Кто прав? Гесер или ты?
Я покачал головой.
– А вот это решай сама.
Светлана нахмурилась.
– Антон, и это все? Ради чего ты взял столько чужого Света? Ради чего истратил магию второй степени?
– Ты пойми. – Я не знал, сколько веры в моем голосе. Даже сейчас мне ее не хватало. – Иногда главное – не поступок. Иногда главное – бездействие. Есть то, что ты должна решить сама. Без советов. Моих, Гесера, Завулона, Света, Тьмы. Только сама.
Она замотала головой.
– Нет!
– Да. Ты решишь сама. И эту ответственность с тебя не снимет никто. И что бы ты ни сделала – ты все равно будешь жалеть о несделанном.
– Антон, я люблю тебя!
– Знаю. И я люблю тебя. Потому и не скажу ничего.
– И это твоя любовь?
– Только это и есть – любовь.
– Мне нужен совет! – закричала она. – Антон, мне нужен твой совет!
– Каждый творит свою судьбу, – сказал я. Это было даже чуть больше, чем я мог сказать. – Решай.
Мелок в ее руке вспыхнул тонкой огненной иглой, когда она повернулась к Книге Судьбы. Взмах – я услышал, как хрустят страницы под ослепительным ластиком.
Свет и Тьма – только пятна на страницах судьбы. Взмах. Росчерк.
Стремительный бег огненных строк.
Светлана разжала руку, и мел Судьбы упал ей под ноги. Тяжело, будто свинцовая пуля. Его все-таки поволокло ураганом, но я успел нагнуться и спрятать мелок в ладони.
Книга Судьбы начала таять.
Егор пошатнулся, согнулся, повалился на бок, поджимая колени к груди. Съежился в жалкий маленький комочек.
Белый круг вокруг них уже размыло дождем, и я смог подойти. Присел, придерживая мальчика за плечи.
– Ты ничего не вписала! – крикнул Гесер. – Светлана, ты только стерла!
Волшебница пожала плечами. Она смотрела на меня, сверху вниз. Дождь, прорвавшийся за исчезающий барьер, уже пропитал белое платье, превратил его в тонкую кисею, не скрывающую тела. Только что Светлана была жрицей в белоснежных одеждах, лишь миг – и она стала промокшей девушкой, с опущенными руками стоящей в центре бури.
– Это был твой экзамен, – вполголоса сказал Гесер. – Ты упустила свой шанс.
– Светлый Гесер, я не хочу служить в Дозоре, – ответила девушка. – Простите, Светлый Гесер. Но это не мой путь. Не моя судьба.
Гесер печально покачал головой. Он больше не смотрел на Завулона, и тот в несколько шагов оказался возле нас.
– И это – все? – спросил Темный маг. Посмотрел на меня, на Свету, на Егора. – Вы не смогли ничего сделать?
Он перевел взгляд на Инквизитора – тот поднял голову и кивнул.
Больше ему никто не ответил.
Кривая улыбка появилась на лице Завулона.
– Какие усилия, и все окончилось фарсом. Лишь потому, что истеричная девчонка не захотела бросить своего нерешительного возлюбленного. Антон, ты меня разочаровал. Светлана, ты меня порадовала. Гесер, – Темный посмотрел на шефа, – мои поздравления с подобными сотрудниками.
За спиной Завулона открылся Портал. Тихо смеясь, он вошел в черное облако.
С земли до меня донесся тяжелый вздох. Я не видел, но знал, что там происходит. Один за другим Темные дозорные выходили из сумрака. Кидались к припаркованным вокруг здания машинам, спеша увести их подальше от деревьев. Пригибаясь, бежали к соседним домам.
А следом покидали оцепление Светлые маги. Некоторые – для тех же простых и понятных человеческих действий. Вот только большинство, я знал это, оставались на месте, вглядываясь вверх, на крышу здания. Тигренок, с виноватым на всякий случай лицом. Семен – с мрачной улыбкой Иного, повидавшего и не такие бури, Игнат – с неизменно искренним сочувствием.
– Я не смогла этого сделать, – сказала Светлана. – Гесер, простите. Я не смогла.
– Ты и не могла, – ответил я. – Да и не должна была…
Я раскрыл ладонь. Посмотрел на маленький кусочек мела, который в моих руках стал просто мокрым и липким кусочком мела. Заточенным с одной стороны. Неровно сломанным с другой.
– Давно понял? – спросил Гесер. Подошел, сел со мной рядом. Его щит раскинулся над нами, и рев урагана стих.
– Нет. Только что.
– Что происходит? – выкрикнула Светлана. – Антон, да что происходит?
Ей ответил Гесер:
– У каждого своя судьба, девочка. У кого-то – править чужие жизни или ломать империи. У кого-то – просто жить.
– Пока Дневной Дозор ждал твоих действий, – пояснил я, – Ольга, взяв вторую половинку мела, переписала чью-то судьбу. Так, как хотелось Свету.
Гесер вздохнул. Протянул руку, коснулся Егора. Мальчик зашевелился, пытаясь подняться.
– Сейчас, сейчас, – ласково сказал шеф. – Все уже кончилось, заканчивается.
Я обнял мальчика за плечи, положил его голову себе на колени. Он снова затих.
– Скажи, зачем? – спросил я. – Если ты все равно знал все наперед?
– Даже мне не дано знать все.
– Зачем?
– Да потому, что все должно было быть естественно, – с легким раздражением ответил Гесер. – Только так Завулон мог поверить в происходящее. И в наши планы, и в наше поражение.
– Это не весь ответ, Гесер. – Я посмотрел ему в глаза. – Далеко не весь!
Шеф вздохнул:
– Хорошо. Да, я мог сделать и по-другому. Светлана стала бы Великой Волшебницей. Вопреки своему желанию. Егор, вопреки тому, что Дозор и так ему задолжал, превратился бы в наш инструмент.
Я ждал. Очень хотелось знать, скажет ли Гесер всю правду. Хоть однажды.
– Да, я мог сделать и так. – Гесер вздохнул. – Вот только, мальчик мой… Все, что я делал, помимо великой борьбы Света и Тьмы, все, что я делал в двадцатом столетии, было подчинено одному, разумеется, не в ущерб делу…
Мне вдруг стало его жалко. Нестерпимо жалко. Может быть, первый раз за тысячу лет Великий Маг, Пресветлый Гесер, истребитель чудовищ и страж государств, вынужден был сказать правду до конца. Не такую красивую и возвышенную, как та, которую он привык говорить.
