Виктор Власов - Последний рассвет
Действуя с ловкостью, какую допускала забинтованная рука, он смело шёл на врагов. Каждое движение — размеренное, точное и решительное. Рана и усталость нисколько не умаляли его достоинств. С умом расходуя силы, он действовал мастерски, настолько быстро, что лезвие превратилось в серебряный луч, направление которого невозможно предугадать.
— Шуинсай! — закричала Суа что было сил. — Объяви себя!.. Ты убиваешь друзей!
Но тот не услышал, продолжая прорубать себе дорогу. Зато услышал Лао.
— Тварь продажная! Змея! — орал старший Зотайдо, рванув прямиком к ней. — Не уйдёшь от меня!..
В предвкушении неминуемой встречи с Лао нутро Суа заныло, она поёжилась, невольно коснувшись холодной рукояти клинка. Доспех пропах потом, и влага выступила меж пластин, пропитав жёсткие волокна. Тсенг, навалившийся на плечо госпожи под натиском воинов Ёсисады, казалось, почуял этот запах, и резко, с отвращением, отскочил. Приказав своим ёдзимбо следовать на помощь Шуинсаю, она смаковала приближение мести. Лао вызывал бурю противоречивых чувств, и загасить её могла только смерть одного из них.
— Окружить этого и стереть в порошок! — приказала Суа.
— Погибнем, Чио-сан! — исказился Тсенг, тряхнув посеревшей от пыли косичкой. — Самураев Ёсисады слишком…
— Как смеешь?.. — Суа ударила его по щеке, оттолкнула. — Приказываю тебе остаться в живых!
Отобрав пятерых лучших воинов, она указала направление.
— Куда пропал? — осознав, что, отвлёкшись на Лао, она потеряла из виду Шуинсая, Суа истерично закричала. В шуме боя услышал лишь Тсенг. Видел, как мастер проскочил под завал, а там — лишь груда мусора, и ничего.
Глава 21
Внутрь священного каменного круга, где собрались жрецы, крики издалека доносились приглушённо. Шаманы, завершив подготовку к ритуалу, быстро наносили краску на обнажённое тело дрожащей Юкио-мико. Напоили её одурманивающим зельем. Мановением руки Сендэя ритуал начался с музыкального соло на свирели. Кто-то из «серых балахонов», виртуозно владея инструментом, выводил трели как заправский артист театра кагура. Один за другим вступили два хора, зазвучала священная песнь…
Что-то происходило не так. Сендэй ощутил это поздно, и не успел предпринять мер. Да он и не смог бы! Воля богов…
У северной стены святилища, сложенной из болотного зелёно-коричневого сланца, выбеленной солоноватыми морскими ветрами и дождями, меж двух Столпов, ярко пылало большое бронзовое Зеркало. Перед святыней, на перевёрнутом кверху днищем громадном котле из старинной, патиной покрытой красной меди, плавно и изящно двигалась расписная фигура обнажённой мико. Юкио исполняла танец — легко, привычно, как учили… И хор звучал, и слышались смешки со всех сторон… не от людей уже — то демоны резвились, хохоча и улюлюкая. Так же, как в первый раз, шаманы вызывали любопытство Аматерасу, выманивали богиню, лишившую мир солнца, из тягостного уединения, гася её обиду на Сусаноо предложением весёлого зрелища. И вроде всё шло так, как нужно, но у Сендэя росла тревожность, сгущаясь чувством приближения неотвратимой беды.
Остро запахло гнилым болотом. Действо, практикуемое в святилище Авадзи шаманами, искони освещала луна, и факела тут не зажигались. Никто и никогда не звал сюда огненных демонов — возможно, оттого, что однажды они показали своё недружелюбие. Свет исходил от самого Зеркала, и, возможно, как-то участвовали Столпы, которые его касались. Бронзовая гладь на миг подёрнулась вуалью, и отворился «грот»…
Но вместо прекрасного лика Аматерасу на участников ритуального действа воззрилось страшное измождённое лицо костлявой женщины. Дзигокудаю обвела безглазым взглядом сборище, и…
Юкио, которая в экстазе танцевала с сомкнутыми веками, ощущая себя единой с Амэ-но Удзумэ, единственной повезло. Прочие — певцы, шаманы, даже демоны — узрели…
Хозяйка ада пропала также — вдруг, и смолкла музыка, и Юкио вдруг оступилась. Она с недоумением глядела на простёртых ниц — у её ног? Это как? Это почему — её? …приветствуют, как божество… Юкио затрясло в ознобе, она поёжилась, потёрла ушибленную при падении коленку.
Каменная дверь с трудом отвалилась, вбежал Шуинсай. Призвав на помощь самообладание, стараясь выглядеть спокойным, мастер увёл девушку, помог одеться и завернул в толстую меховую накидку.
— Немедленно отсюда! Потерпи.
Из-за потери крови мучил озноб. Мастер скрежетал зубами, точно во сне глубокий старик, и подёргивал больную руку.
— Ты ранен… Таро!..
— Не ной, нет времени! — бросил Шуинсай, стиснув зубы. Бинты на руке покраснели, рана открылась. В распоротых хаками на правом колене краснело свежее ранение. — Поднимемся на холм, отдышаться надо… затем по склону, через ограду выйдем на излучину реки, а там недалеко до моря — скроемся в прибрежных скалах.
Серые балахоны отлепились от пола, шаманы привстали, и на коленях, на четвереньках, с пустыми глазами, поползли к Шуинсаю и Юкио, протягивая худые руки с корявыми узловатыми пальцами.
— Не трогайте меня! — взвизгнула мико.
Избегая касаться шаманов, мастер волоком потащил девушку к выходу.
Болотный дух тяжёл. Всплывая пузырями на поверхность топи, он стелется по низинам, заливает лощины, каждую впадину и яму. Дышать становится невозможно, и тошнит, и кружится голова, и людям и животным хочется убежать… а куда бежать на открытом пространстве? Только вверх. Но есть проблема — это понимают ВСЕ, и враги тоже, потому, спасая себя от удушья, оставайся начеку, ожидай встречи…
Выбравшись из стен Адзуми и поднявшись на холм неподалёку, они угодили из огня да в полымя. В обнимку с юной полуголой мико Шуинсая увидала та, кого он никак не ожидал тут встретить — Ёсисада Суа. Мастер сразу спрятал девушку за собой. Невзирая на боль и утомление, он встал прямо, и, вытащив катану, резким движением стряхнул с него коросту засохшей крови.
— Наконец-то встретились! — надменно расхохоталась Суа. Под пристальным осуждающим взором Шуинсая её коробило. Она выдержала нежеланную паузу, и, сознавая, что плошает, сказала нарочито напористо:
— Так вот какой настоящий Шуинсай?! Бегает от службы, обкрадывает святилища… изменяет жене с императорской дочкой-сучкой!.. — сказала, и себя пожалела: «а мне — отворот!»
В груди Суа созрело противное ощущение, что она, урождённая принцесса, испытывала одновременные влечение и благоговейный страх перед каким-то мелким и незнатным Зотайдо. Видя его, даже раненого и обессиленного, тяжело дышащего, не могла не восхититься. Но гнев нещадно терзал душу сестры Ёсисады Хадзиме. Мысленно приписав мастеру грехи родного брата, отвергнутая вновь женщина-воин завелась неистовой злобой.
