Сергей Смирнов - Цареградский оборотень
Чем ближе подходили они лесом к Большому Дыму, тем больше сыпалось им на головы сухих листьев и старых гнезд от звона мечей, разливавшегося от града во все стороны.
Когда оба вышли на то самое место, за раздвоенной березой, откуда Стимар тремя днями раньше увидел родной град, оставив за спиной еще девять лет цареградской жизни, -- тотчас княжич, как и третьего дня, затаил дыхание. Только теперь не от радости, а от беды.
Княжич увидел, что весь град стянут-сдавлен обручем хазарской ночи, которую хазары всегда возили с собой вместе со стуком копыт всех умерших и съеденных коней -- потому-то на слух их войско всегда казалось сильнее, чем на глаз -- и молитвами своих волхвов. Хазарским волхвам удалось сберечь-сохранить остатки той самой ночи, на исходе которой умерли их боги, и каган в походах никогда не расставался со той ночью, что за межами и пределами была единственной ему защитой от чужих слов и молитв.
Хазары обложили град, и не разглядеть бы в той тьме никакой сечи, не понять бы со стороны, чьи мечи куют смерть веселее и громче, если бы посреди чужой ночи, вокруг кремника, не пылали амбары, а в садах не горели бы лучинами оставшиеся пугала.
Увидел княжич, что дела у хазар плохи, потому как, сколько не потеть им и не проливать кровь, а все равно не найти им во граде свою добычу, очень плохи хазарские дела, да у северцев -- и того хуже: сумели хазары разбить врата кремника, развалить засовы -- и вот уже хазарская ночь хлынула внутрь и стала растекаться по кремнику, как вода в прохудившейся лодке.
-- Отца нет. Значит, ныне род не по его вине пропадет, а по моей,-- изрек княжич раньше, чем о том подумал.
Брога смолчал, как воин и молодший ожидая веления.
-- Прощай, побратим! -- сказал Стимар и крепко обнял Брогу.-- Дальше доберусь до града без твоей помощи.
-- Не сходи с нашей, волчьей, тропы, княжич,-- зашептал ему в ухо слобожанин,-- если хочешь ослушаться князя, брата своего. Примечай ее по вывернутому с весны дерну. Если все же сойдешь нечаянно и останешься живым, то сплюнь на тропу наше тайное слово, и тогда тропа снова примет тебя. А доведет она тебя до самых княжьих хором. Нам, слободским есть чем хвалиться.
И Брога отдал побратиму тайное слово малых слободских охотников, которое оказалось вывернутой шкуркой волчьей ягоды.
-- А прощаться с тобой не стану,-- прибавил к тому Брога.-- Рано. Нынче же другой раз увидимся.
-- Нет, Брога, коли ты меня еще увидишь, то я тебя -- уж не успею,-- сказал Стимар.-- Настал мой час. От меня в роду зло. Потому иду в град положить виру. Без нее -- конец и роду моему, и граду. Прощай!
Брога оттолкнул княжича и отступил от него на шаг.
-- А у меня своя воля, старший.-- вновь не принял он прощания.-- Я не прощаюсь.Наш день еще не кончился, а хазарская ночь не в счет.
Последнее слово Броги долетело до Стимара, когда слобожанин уже канул в чащу.
По заговоренной слободской тропе княжич скоро добрался до разбитых ворот кремника мимо разобранной по бревнышкам и камешкам дружинной бани, с которой хазары начали свои поиски княжича, мимо четырежды раздавленного хазарской подковой большого ужа, что остался лежать подле бани в сухой крапиве.
Хазары не замечали Стимара ни при северском свете, ни в своей темноте. Они сновали мимо княжича, и он едва сдерживал в себе силу, хотя нестерпимо хотелось подобрать то попавшее по тропе копье, то -- меч и положить врагов столько, чтобы хватило похвастаться перед старшим братом.
Один раз он не сдержался наполовину и выставил с тропы одну левую ногу. Бежавший мимо хазарин споткнулся на ровном месте и угодил глазом на конец торчавшей из земли стрелы.
Однако, ступив во врата, княжич уже не смог сдержаться весь.
Хазары сокрушили врата, сорвали ударами тарана петли засовов, хлынули в кремник, всей силой наперев на северцев и готов, только не смогли сокрушить и повалить защищавшего врата готского графа Улариха. Он так и остался стоять на месте, словно высокий камень посреди речного потока, рубя мечом направо и налево, надеясь завалиить весь проход хазарскими трупами. Но распахнутые врата оказались слишком широки, а хазар было слишком много. Пока мертвые хазары, падали от ударов готского меча, а обреченные еще дожидались своей очереди, живые, прижимаясь к створам, оставляя на расщепах клочья одежды и подхватывая занозы, проникали мимо Улариха внутрь кремника и растекались по сторонам, рыская, как повелел им каган, в поисках младшего Турова княжича.
Силы готского графа иссякали вместе с его кровью. Он косил длинным мечом, зажатым левой рукой, а его правая рука, сжимая боевой топор, валялась, отсеченная по локоть, уже безо всякого проку как раз поперек тайной слободской тропы.
Княжич припал на колени и подергал топор из руки, но -- тщетно. Десница готского графа не отдавала свое оружие. Тогда княжич схватил топор за державшую его руку, как за рукоятку, сошел с тропы и в один миг рассек трем хазарам головы, как сухие поленья. Славно рубила готская десница, без промаха, и можно было махать ею наотмашь -- не глядя.
Замерли во вратах хазары, перед которыми прямо из-под земли вырос еще один северский удалец.
Стимар не дал им опомниться.
-- Я и есть третий Туров княжич! -- крикнул он им на ромейском наречии, размахивая своим невиданным оружием.-- Меня ищет ваш каган живым! А я ему и мертвым не дамся, так и передайте!
Хазары, застрявшие во вратах, попятились, загомонили между собою, пустили наружу какой-то слух, зашумевший, как стая галок-ворон. Светло стало в воротах от их отступления.
Уларих получил передышку. Он вытер рукавом пот, заливавший глаза, а заодно и хазарскую кровь, брызгами зелепившую веки, прищурился на внезапном свету и только потом признал Стимара.
-- Здравствуй, княжич! -- сказал он и, пошатнувшись, оперся на свой меч, а меч оперся на землю сквозь отползавшего в сторону раненого хазарина.-- Темно было, сразу не приметил. Много нынче хазар уродилось, на всех рук не хватило. Но вижу, Бог услышал мою молитву.
-- Здравствуй, Уларих! -- приветствовал храброго гота Стимар.-- Где брат мой?
Гот повернулся, хотел было деницей указать, да только взмахнул обрывком рукава и с головы до ног окатил княжича своей готской кровью.
Стимар уже сам догадался: к крыльцу княжьих хором, издавая смертельный звон, ползла хазарская ночь, похожая на стог черного сена -- медленно ползла и оставляла за собой густой черный след из трупов побитых Коломиром врагов. Видно было, сумели хазары окружить Коломира, а он отбивался от них. Уразумел княжич, что каган и старшего брата велел взять живым, чтоб потом -- как умели делать хазары -- свернуть его жгутом и выжать тайну, где скрыл он своего молодшего. За звоном враги и не приметили, что младший Туров княжич неспеша переводит дух посреди врат.
