Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета
Это был Палач. Ставрас узнал его. А Шельм замер и отпустил его руку, шагая навстречу мужчине, облаченному в узкие брюки, высокие сапоги, выше колен, и простую, белоснежную рубашку с рукавами, расширяющимися книзу, но перетянутыми на запястьях особыми браслетами из черненого серебра с вкраплениями черного агата, не помещенного в серебряную оправу, о нет, а именно вплавленными особой магией в металл. Ставрас слышал о таких браслетах, но узнал не их, а именно масочника, что встал перед ними.
— Здравствуй, юный Арлекин, я помню тебя. Но разве на тебе арлекиновы одежды?
— Нет, — Шельм шагнул еще ближе.
У Палача была русая коса до пояса с непокорными, выбивающимися из нее прядками в области висков и за ушами, и темно-зеленые, почти болотного цвета глаза. Он выглядел совсем не старым, напротив, мужчиной в полном рассвете сил, но мало кто знает из посторонних, что Палачи почти не стареют внешне, достигнув тридцати пяти-сорока лет. Потому что время здесь, в обители мертвых, идет по-другому, потому что не сменяются времена года, продолжая извечный цикл, а различаются лишь от аллеи к аллее, запертые в них, вместе с теми, кто уже не покинет деревьев, кто уже не выйдет за пределы Некрополя.
— Я слышал, что в мир пришел Вольто. Могу я взглянуть?
— Если вы не против, то чуть позже, — неожиданно вмешался Ставрас. — Что привлекло ваше внимание? Почему вы вышли к нам?
Он шагнул к Шельму, встав рядом с ним. Палач посмотрел на обоих и ответил с легкой улыбкой:
— Дракон.
— Уже видели такого?
— Да. Это было давно.
"Постой…", обратился к нему в мыслях Шельм, но Ставрас опередил вопрос:
"Да, это он. И мне срочно нужно кое-что выяснить".
"Для Эра?"
"Да".
— Очень давно.
— Двадцать лет назад?
— Возможно, — в темной зелени глаз появилась догадка. — Это был он?
— Не совсем.
— Понятно, — Палач Масок отвел глаза, посмотрев на кроны дубов раскинувшиеся над головами. — Жаль, что он улетел так быстро, — произнес он и печально улыбнулся. И снова посмотрел на них, но остановился на Ставрасе: — Вы не могли бы через своего дракона передать сообщение одному погонщику?
— Погонщику? — не понял Шельм.
— Такому же, как твой друг, Александр Ландышфуки. Человеку, запечатленному с драконом.
— Это не тому ли, которого вы спасли во время Мятежа Масок?
— Вы знаете, — улыбнулся Палач. — Ну, что ж, тогда позвольте, пригласить вас в мой дом.
— Нет. Давайте проясним все здесь, — отозвался Ставрас и придержал за локоть Шельма. Тот обернулся к нему, увидел твердый взгляд и послушно остался стоять рядом.
А лекарь снова обратил все свое внимание на Палача. Тот выгнул русую бровь, но обронил:
— Хорошо. Спрашивайте. Вас, наверное, интересует, почему я спас его?
— Нет. Меня интересует, почему вы решили, что он погонщик драконов?
— Потому что, когда я вывел его через Некрополь на противоположную сторону холма и оставил, чтобы распечатать вход с той стороны, что ведет на человеческие земли, я полагал, что он просто уйдет, но он улетел. На драконе. Я видел, как тот взмыл над деревьями.
— А седока рассмотрели?
— Была глубокая ночь.
— Вы, Палачи, живете под холмом, — вмешался Шельм, — и видите в темноте.
— Не разглядел, — сдался мужчина. — Но как могло быть иначе? Ведь человеческие драконы не едят людей, ведь так?
— Дикие едят, — покосившись на Ставраса, произнес шут.
— Тот был не диким.
— Вы так уверены? — уточнил Ставрас.
— Да. Потому что знаю, что мальчик приходил именно за своим драконом. И тот вырвался из плена именно потому, что почувствовал поддержку своего человека, так?
— Нет, — покачал головой лекарь, и спросил: — О чем вы хотели ему написать?
Масочник отвернулся, демонстрируя, что отвечать не будет. Но лекарь был настойчив:
— Может быть о том, что хотели бы увидеть его вновь?
Палач вздохнул и снова поднял на него глаза.
— Хотел бы.
Ставрас широко улыбнулся.
— В таком случае подождем немного и примем приглашение уже все вместе.
Масочник снова выгнул бровь, но посмотрел на Шельма.
— Раз ждем, может быть, все же ответишь мне?
— Сначала вы.
— Что ты хочешь узнать?
— Почему я слышу заключенных?
— Ты их слышишь? — Палач был удивлен и не считал нужным это скрывать.
— Да, — подтвердил Шельм. — Это странно. Словно в голове постоянно шум, шепот, и из этого шепота, если прислушаться, можно различить голоса.
— Ты и здесь их слышишь?
— Нет. Только там.
— Ясно, — кивнул масочник. — Ты же знаешь, что Вольто в этом мире никогда не рождалась. Поэтому об её особых способностях мало что известно. Я думаю, что это одна из них. Хотя доподлинно не могу сказать.
— Теперь вы.
— Примешь мою клятву?
— Что? — Шельм опешил.
Палач полюбовался на вытянувшееся лицо мальчишки, переглянулся со Ставрасом и пояснил:
— Я хотел бы принести тебе Клятву Маски, мальчик.
— Но зачем это вам?
— Только Палач, принесший Клятву Маски Вольто, имеет право покинуть холм. Таков древний закон, озвученный в Неписанном Своде.
— Что за свод? — заинтересовался Ставрас.
— Нерукописная и непечатная книга, принесенная из нашего родного мира первыми беглецами. Там много законов и правил, — начал объяснять Шельм. — Например, там рассказывается, что в том мире именно маска, которую сейчас носят Палачи, называлась маской Доктора Чумы, и вообще, Чума это не имя, это какая-то болезнь. И доктора надевали такую маску, чтобы не заразиться ею от больных. А та, что носят наши Доктора Чумы, называлась Баута, и просто была одним из видов масок.
— А взглянуть на этот свод можно?
— Нет, наверное.
— Почему? — спросил Палач. — Ты же Вольто.
— И что с того? — вскинул голову Шельм, смотря дерзко и с вызовом.
Палач улыбнулся одними губами.
— Ты очень подходишь мне, мальчик. Я рад, что этот мир выбрал именно тебя.
— Для чего подхожу? — насторожился шут.
— Просто для меня. Я не преследую великих целей, просто хочу выйти отсюда.
— Вы очень странный для Палача.
— А не из-за одного нашего общего знакомого вы готовы пойти на такие жертвы?
— Мне кажется, что это вас не касается.
— Ошибаетесь. Очень даже касается. Ответьте, — в голосе Ставраса лязгнул метал.
Палач застыл, но все же ответил, но холодно:
— Я просто хочу его увидеть.
— Увидите и без клятвы, гарантирую.
— Но он не сможет жить здесь со мной. Люди долго тут не выдержат. Да и я не хочу ему такой жизни.
— Что вы испытываете к нему?
