Олег Кожин - Охота на удачу
— Ружа! Я готов! — закричал он. — Ружа, я отдам его!
Тишина упала внезапно и резко, оглушив почище иных громких звуков. Исчезло рычание и гомон, хрип раненого Остена. Даже стук Геркиного сердца, всего секунду назад гремевшего, как барабан, стал каким-то приглушенным. А вместе с тишиной пришла неподвижность. Вокруг Герки, как на огромном художественном полотне, замерли оскаленные пасти, горящие глаза, перекошенные физиономии. Задний план терялся в каком-то тумане, так что Воронцов с трудом разглядел застывшую Лилю. Ее красивое лицо исказилось от ужаса.
От выхода зябко потянуло сквозняком. Развернувшись, Воронцов увидел, как в двери проходит странно высокая фигура судицы. Женщина словно плыла по залу — так плавно колыхался подол ее длинного льняного платья. С каждым шагом она становилась все выше, а воздух вокруг ее головы темнел, старательно пряча лицо. Так что, когда Ружа замерла перед юношей, она возвышалась над ним на добрых три метра, сгорбившись, подпирая сводчатый потолок плечами, а вместо головы клубился вихрь первозданной тьмы, из которой, точно звезды, сияли сумасшедшие глаза.
— Я рада, что ты понял, Герман, — донеслось из черной дыры, заменившей судице рот. — Ты сразу показался мне смышленым мальчиком.
Как зачарованный, Герка смотрел снизу вверх, не в силах оторвать взгляда от притягательного сияния глаз-звезд. Они сулили разгадку всех тайн и обещали все удовольствия мира, они предлагали нырнуть в них и не думать ни о чем… И лишь другие глаза, наполненные болью и страхом за него, Герку Воронцова, удержали юношу от этого безрассудного прыжка. Он тряхнул головой и быстро посмотрел на застывшую Лилю, будто подпитался от аккумулятора.
— Что я понял? — спросил он бездумно, просто желая разрушить липкую магию Ружи, затягивающую его, как муху в янтарь.
— От кого на самом деле зависит удача, — судица вздохнула, как показалось Герке, с разочарованием. — Это хорошо. Значит, ты готов отдать мне монету. Она тебе больше не нужна.
В который раз за сегодняшний день Герка увидел перед собой протянутую руку. Правда, эта ладонь размером напоминала сковороду. Герка протянул ей пятак, но не отдал, держа тремя пальцами за нитку.
— Ты… — он нервно сглотнул, понимая, с кем собирается торговаться, — вы обещали кое-что взамен…
— Я заплачу тебе, — недовольно прогудело облако тьмы. — Раз обещала, то заплачу. Ты же знаешь, что заплачу, верно?
Воронцов кивнул. Он знал. Ему лишь хотелось, чтобы плата была соразмерной.
— Пожалуй, это даже забавно, — задумчиво сказала Ружа. — Я могу дать тебе все, что пожелаешь. И когда я говорю все, я подразумеваю все… Но тебе ведь не этого нужно…
Худая фигура сложилась пополам, так, чтобы клубящаяся тьма оказалась на одном уровне с Геркой. Глаза-звезды цепко ощупали его лицо. Тонкие пальцы, каждый из которых, однако, был толщиной с черенок лопаты, осторожно тронули подбородок юноши, приподнимая ему голову. Заставляя встретить взгляд.
— Я дам тебе то, что ты хочешь, Герман. Я дам тебе жизнь, свободную от них.
Вторая рука очертила полукруг, обводя замерших сборщиков.
— Ты согласен?
— При одном условии, — Воронцов сам поражался своей смелости. — Лиля уходит со мной.
Он ожидал, что судица рассердится или встанет в позу, однако вместо этого тьма прошептала: «Как пожелаешь», — простым согласием заставив Герку выпустить измочаленные кончики нитки, сопроводив короткий полет монеты торжественным:
— Добром отдаю, Ружа.
Слова еще отражались от стен негромким эхом, а судица уже стянула через голову то самое монисто, что так заворожило Геру в их первую встречу. В отличие от Ружи, украшение по-прежнему оставалось обычного, человеческого размера. Тем не менее гигантские руки легко справились с застежкой простенькой серебряной цепочки и аккуратно нанизали на нее новый трофей. Пятак ударился о плотный ряд разномастных монет, силой своей заставив его вспыхнуть, точно новогоднюю гирлянду.
Только после этого Ружа соизволила подойти к пленнице. Длинные пальцы коснулись оков, и цепи совершенно беззвучно упали на бетон. Клубящаяся тьма наклонилась, легонько подув на Лилю, приводя ее в чувство. К чести девушки надо заметить, что, хотя глаза ее чуть не вылезли из орбит, она все же смогла удержаться от крика. Спрятав взгляд от проницательной судицы, Лиля дождалась, пока подошедший Герка не подставил ей плечо. Нащупав руку своего спасителя, панкушка крепко сжала ее. Впервые абсолютно осознанно Лиля позволяла юноше защищать ее.
Судица выпрямилась, едва не задев потолок.
— А теперь, Герман, ты знаешь, что я скажу?
— Бежать?
Судица не проронила ни звука, и все же Герке показалось, что непроницаемая тьма смеется, искренне и немного безумно.
— Беги, Герман! Беги! Беги-беги-беги-беги-беги!
— С радостью, — пробормотал Герка, поудобнее перехватывая Лилю за талию.
И как будто это было самое подходящее время, девчонка умудрилась приникнуть к его уху и прошептать:
— Ты когда-нибудь меня простишь?
— Уже простил, — пропыхтел Герка. Лиля хоть и весила немного, но тащить ее, а точнее, практически нести на себе, было неудобно.
— Да шевели же ты заготовками! — припомнив их первый разговор в парке, Воронцов мстительно поторопил панкушку.
Из костела они в буквальном смысле слова вывалились, упав на треснувшую плитку. В то же мгновение высокая двустворчатая дверь встала на место, собравшись из щепок и обломков. Массивное толстое дерево не пропускало ни звука. Однако, прежде чем двери отсекли беглецов от тех, кто остался внутри, Герке показалось, что он услышал несущиеся из костела полные ужаса нечеловеческие вопли. И еще ему показалось, что громче всех кричит Халя-мороженщица.
Эпилог
Лето заканчивалось. С рассветом в город украдкой наведывалась осень, проверяющая, все ли готово к ее приходу. К полудню, обиженная невниманием, она убиралась восвояси, но утром… Утром она бродила по притихшим улочкам, засовывая свой рыжий нос в каждый подвал и подворотню. От ее прикосновений жухла листва, а из канализации тянуло сыростью и холодом. Осени не терпелось развести кругом грязь и слякоть, чтобы наконец почувствовать себя как дома, но вечно хмельной жаркий раздолбай лето все никак не убирался из снятой на три месяца квартиры.
— Осенью пахнет, — отрешенно заметила Лиля.
Герка промолчал, поглощенный разглядыванием своей физиономии на дверях подъезда. Очередная афиша о мальчике, который «ушел из дому и не вернулся». «Спешите видеть, мальчик, который „ушел-из-дому-и-не-вернулся“, — подумал Герка, — единственный концерт в вашем городе! Не пропустите фееричное зрелище!»
