Оксана Панкеева - Люди и призраки
В первую ночь приходил придворный маг в обществе незнакомого Кантору господина в хинском костюме. Господа вели заумную медицинскую беседу, из которой Кантор ничего не понял, затем, увидев, что пациент не спит, тут же спросили, как он себя чувствует. Более идиотского вопроса они не могли придумать, понятное дело. Как можно себя чувствовать, когда обезболивающее заклинание заканчивается? Кантор не нахамил в ответ только оттого, что у него на это не было сил, и ограничился коротким стоном:
– Холодно…
– Я попрошу затопить камин, – пообещал мэтр Истран, дотрагиваясь горячей ладонью до его затылка. – Полежите минутку спокойно, сейчас станет немного полегче. Собью температуру и попробую приглушить воспалительный процесс. А с обезболиванием придется подождать до завтра, состояние вашей нервной системы вызывает беспокойство. Вы принимали какие-либо снадобья вчера и позавчера?
– Да… – ответил Кантор, утыкаясь лицом в подушку.
– Какие именно?
– Не помню… Купил в аптеке, что было…
– Магические или из чистых трав?
– Кажется, магические… не помню…
– Это плохо. Боюсь, вы допустили передозировку.
– Так не помогало же…
– Что ж, теперь терпите. У меня есть опасения, что еще одно заклинание может вам повредить. Как вам кажется, преподобный Чен? – обратился он к коллеге.
Хин согласно кивнул головой.
– Совершенно с вами согласен, мэтр Истран. Но это вовсе не повод заставлять пациента страдать, в данном случае лишние шесть часов боли тоже могут оказать весьма пагубное влияние на его нервную систему, не говоря уже о возможности развития шока. Я бы порекомендовал практически безвредное средство, содержащее исключительно растительные компоненты…
– А я бы не рекомендовал пациенту в таком состоянии принимать наркотические вещества, даже растительного происхождения.
– Поверьте моему практическому опыту, – настойчиво возразил преподобный Чен и протянул пациенту какую-то пилюльку, которую Кантор немедленно ухватил и сунул в рот, пока мэтр Истран не успел еще чего-нибудь порекомендовать. На вкус это была смесь опиума с какой-то незнакомой травой. Старик неодобрительно что-то проворчал, но протестовать не стал. Молча закончил свое противовоспалительное колдовство и вежливо спровадил коллегу под предлогом того, что ему надо еще спуститься в библиотеку, переговорить с его высочеством и отдать распоряжения прислуге. Когда же сострадательный хин исчез в телепорте, мэтр вовсе не поспешил сразу же вниз, а присел на стул около кровати и поинтересовался:
– Вас не затруднит ответить на пару вопросов, которые очень меня интересуют? Это недолго.
– Спрашивайте, – отозвался Кантор, не поднимая головы и прислушиваясь к своим ощущениям.
– Скажите честно, маэстро, вы так ни разу и не виделись с вашим отцом с тех пор, как он пропал?
– Нет, – не задумываясь, ответил Кантор и только спустя несколько секунд, опомнившись, спросил: – А откуда вы знаете, кто я? Король сказал?
– Что вы, я узнал вас почти сразу же, как только увидел. Вы слишком похожи на отца, чтобы я мог этого не заметить. А заметив, я, разумеется, присмотрелся к вам достаточно внимательно, чтобы разглядеть вашу истинную сущность. Для хорошего мага это не проблема. Так, значит, вы не знаете, где его можно найти?
– Не знаю, – тихо вздохнул Кантор. – А вы точно знаете, что он жив?
– Абсолютно.
– Вы что, к некроманту ходили?
Из темноты донесся тихий смешок.
– Если я не практикую некромантию, это не значит, что я не знаком с упомянутой магической школой. И мне совершенно не нужна посторонняя помощь, чтобы узнать, жив человек или мертв, особенно, если речь идет о моем достаточно близком друге и к тому же коллеге. Кстати, должен заметить, что ваш батюшка тоже был весьма толковым некромантом, хотя Сила у него была весьма, весьма своеобразная. И я хотел бы уточнить, вы уверены, что сегодня в Лабиринте с вами был не он?
– Уверен, – не сомневаясь, ответил Кантор. – Отец водил меня в Лабиринт, и я знаю, как он там выглядит. Это был не он. Я узнал бы его. Почувствовал бы… В общем… это точно. А откуда вы знаете? Мафей рассказал?
– Разумеется. Надеюсь, в этом нет ничего страшного? Его ведь никто не просил сохранять в тайне то, что он видел.
– Ну да… Сам он не мог догадаться… Но все-таки… Не надо…
– Как пожелаете. Я и не имел намерения распространять полученные от него сведения. Что ж, не буду вас больше утомлять, тем более что снадобье, которым столь нахально угостил вас преподобный Чен, кажется, начало действовать. Зря вы, конечно, так за него схватились, но что уж теперь… Спокойной ночи.
– Спасибо… – пробормотал Кантор, чувствуя, как липкий, тяжелый дурман медленно заволакивает окружающую его темноту. – Спокойной ночи.
И почти сразу провалился в незнакомое место, где было полно странных маленьких машинок с вертящимися сверху лопастями. Такие он видел на картинке в одном из Ольгиных журналов, она называла их «вертолетами». Огромная стая этих вертолетиков вихрем носилась вокруг него, и от их мелькания у него до тошноты кружилась голова, но ни отвернуться, ни вообще пошевелиться он не мог, а попытка закрыть глаза ничего не дала – даже сквозь сомкнутые веки он продолжал видеть эти скотские вертолетики, и они все так же кружились, все быстрее и быстрее. Веселый шутник Лабиринт, мать его…
Ближе к утру, когда вертолетики кончились, и Кантор проснулся с беспощадной головной болью и такой дикой жаждой, словно он пересек пешком Белую Пустыню, в комнате появился Мафей. Повел вокруг глазами и шепотом спросил, спит ли Кантор и один ли он. Тоже гениальный вопрос, сил нет. «Двое меня», – раздраженно проворчал Кантор и добавил еще пару слов, очень ярко выразивших его отношение к этому миру. Ответ вполне удовлетворил юного эльфа, и он тут же исчез в телепорте, прежде чем Кантор успел попросить воды. Правда, оглядевшись, он обнаружил, что налитая кружка стоит рядом, достаточно лишь руку протянуть. Кантор немедленно дотянулся до кружки и в два глотка расправился с одной из своих проблем, после чего рухнул лицом в подушку и подумал, что все не так плохо. Хотя все, что могло болеть, болело зверски, все же это можно было пережить. А вот если бы пришлось предстать… или предлечь?.. в таком плачевном и беспомощном виде перед посторонним человеком… или, что еще ужаснее, перед дамой… Какое счастье, что у кого-то хватило ума не пускать сюда Ольгу и вообще не сажать никаких сиделок! Отвратительней всего, когда в такой момент, когда плохо, и больно, и вообще хочется выть и рвать зубами подушку, над душой еще сидит женщина. Либо позорься, либо выпендривайся… Только бы Мафей не притащил сюда Ольгу, с него станется, сердобольного…
