Ник Перумов - Черное копье
В этот миг Фолко постарался погасить в голове все мысли, он внутренне сжался, изо всех сил пытаясь не пустить внутрь незримый холодный взгляд чужих пристальных глаз, что вновь смотрели из глазниц Олмера.
«Только бы не почуял!.. А может, он уже все разнюхал?! Разнюхал и теперь играет, как кот с мышью?..»
Ответов на эти вопросы у хоббита всё равно не было, и оставалось только одно – продолжать прикидываться.
Постепенно все успокоились. Малыш и Торин плечом к плечу стояли на середине шатра; между ними и хоббитом замер с кинжалом наголо Санделло; остальные приближённые Олмера разошлись по своим местам, но дотоле спрятанные мечи теперь открыто лежали на коленях, обнажённые и готовые к делу.
– Если бы те, кто надел на руки гномам и половинчику эти браслеты, действительно хотели погубить меня, не волнуйся, они нашли бы нечто посильнее этого, – продолжал Вождь, обращаясь к Санделло. – Тогда здесь бы ничего не осталось – пол-лагеря, думаю, спалило бы. Не-ет. – Он усмехнулся. – Просто браслет «ссамовольничал». Но интересно, интересно…
«Да он же доволен!» – в смятении подумал Фолко.
– Итак, я услышал вашу повесть, – как бы подводя итоги, прихлопнул ладонями по подлокотникам Олмер. – Теперь о главном. Чего вы хотите?
– Мы хотим, – тщательно подбирая слова, ответил хоббит, быстро переглянувшись с гномами, – вступить в твоё войско, мой Вождь.
– А вы знаете, за что и против чего мы выступаем?
– Знаем, мы говорили с Берелем. Он хоть и посадил нас сперва за решётку, но потом во всём разобрался.
– И они блеснули на празднике рода Харуз, отчего их и взяли в отряд, – заметил из своего угла Отон.
– А что заставило вас троих бросить дом, тихую и устроенную жизнь?
Друзья снова переглянулись. Дурные предчувствия мало-помалу овладевали хоббитом, его тревога стала передаваться гномам.
– Мы, хоббиты, народ, конечно, мирный, – начал Фолко. – Но мне этот мир изрядно опротивел. Не забывай, мой Вождь, я из рода Брендибэков, а они имеют собственную голову на плечах. Мои соплеменники довольствуются малым – а я вот нет! Я предвижу – ты создаёшь великую империю, невиданную в Средиземье, перед которой померкнет слава и память самого Гондора – да что там Гондора! И Нуменора! И, не скрою, я хочу быть с теми, кто создаёт эту империю. Я вижу бескрайние земли, покорные единой державной воле, вижу ожидающие приказа неисчислимые флоты и армии – и я хочу быть среди тех, кто будет отдавать приказы. Довольно я гнул шею! А что до моего роста – то мне уже приходилось слыхать слова, что мой рост не соответствует моей доблести. Это сказал почтенный Берель в день праздника рода Харуз, когда я получил два высших приза сразу!
– Недурно сказано! – одобрительно кивнул головой Олмер. – А что скажете вы? – повернулся он к гномам.
– Что до меня, мой Вождь, у меня никогда не было её – тихой и устроенной жизни, – махнул рукой Торин. – Ты помнишь, мы встречались давным-давно, в Арноре, и ты помнишь, чем закончилась моя дерзкая затея – когда я осмелился укоротить священную бороду Дьюрина на целую ладонь! И никогда после я уже не мог сидеть на месте, и мне не было жизни в Халдор-Кайсе. Старейшины лишили меня той, с кем я хотел связать судьбу, – а мы, гномы, делаем в своей жизни только один выбор. Они лишили меня счастья иметь детей, учеников и наследников – они сделали меня изгоем. Я никогда не подчинялся их приказам! В твоём войске – единственном в Средиземье! – бойцов ценят лишь за их доблесть, и никто не смотрит на то, откуда они и что было в их прошлом. И я сегодня согласен с моим братом хоббитом: мы стоим у колыбели великого государства, и не принять участие в возведении столь грандиозной постройки для меня, гнома, просто немыслимо. И кроме того – это общее у меня и Малыша: мы не забыли и не простили эльфам похищение у наших предков дивного Наугламира, сказочного Ожерелья гномов, прекраснейшего из всех творений, когда-либо выходивших из рук мастеров нашего народа. Об этом горестном для нас событии Предначальной Эпохи повествует немало песен.
– Наугламир? – заинтересовался Олмер. – Расскажи подробнее!
– А хотите, спою, – вдруг предложил Торин.
– Ну что ж, давай, а мы послушаем. Такого у нас ещё не бывало!
«Он же выспрашивал у Теофраста! Берель упоминал Наугламир, когда говорил с нами! Зачем эта комедия?» – Кровь часто и горячо ударила в виски хоббиту.
А Торин, видимо, не смущаясь, почтительно поклонился Вождю, потом его сподвижникам, заложил руки за спину и начал плавную, напевную балладу.
Вот как запомнил её хоббит:
Листья, падая, мне пели
Про неведомые дали,
Птицы, в клин сбиваясь чёрный,
Горы мне напоминали.
Но Наугламир я вспомнил —
Гномов дивное творенье, —
Где ты, чудо-ожерелье?
Где? Сработанное дивно
В незапамятные дали,
Как залог любви и дружбы,
Тебя гномы отковали.
Из чистейших самородков,
В голубых горах добытых,
Выковали двух драконов,
Меж собою в обруч свитых.
Ярких самоцветов блики,
Привезённых с гор Пелори,
Золотой усыпав обруч,
Резали глаза до боли;
Но не золото, не камни
Ценны были в Наугламире,
Часть своей начальной силы
Гномы в ожерелье скрыли.
Кто носил его, тот вскоре
Забывал гнев и усталость,
Становился смел и молод
И к врагам не ведал жалость.
Гномы Наугламир в подарок
Поднесли царю Финроду,
Эльфов славному владыке,
Властелину Нарготронда.
Как стрела, летели годы,
Пели звонкой тетивою,
В залах Тол-ин-Гаурота
Пал Финрод, истекши кровью.
Берену спеша на помощь,
Наугламир не взял с собою,
И темницы Саурона
Упокоили героя.
И под стены Нарготронда
Лучшего послав дракона,
Огненного Глаурунга,
Город Враг сровнял с землею.
Но убил дракона Хьюрин
На развалинах горящих
И, среди руин блуждая,
Обруч увидал блестящий.
Много дней шёл Хьюрин молча
И, достигнув Менегрота,
Бросил он в лицо Тинголу
Гномов славную работу:
«Получи это как плату,
Что жене моей и детям
Дал приют ты, спас из плена —
Нет уж их теперь на свете.
Людям выступив на помощь,
Нарготронд покинув скоро,
Эту вещь Финрод оставил,
Им был отдан долг Тингола».
И, не слыша возражений,
Он, сдержать не в силах горе,
Выбежал из залов эльфов,
Бросился с утёса в море.
А Тингол, узнав об этом,
Его смертью не был тронут,
И Наугламир носил он
В волосах, словно корону.
Сильмарил решил он вставить
В обруч золотой Финрода,
Лучшим мастерам из гномов
Поручив эту работу.
И умножилась стократно
Красота Наугламира,
Ведь в камнях его зажёгся
Свет чудесный Сильмарила.
Но отдать Тинголу обруч
Гномы вовсе не желали.
«Кто ты, чтобы обладать им? —
Они гневно вопрошали. —
Этот обруч наши деды
Выковали в тьме Нарога
Для Финрода Фелагунда
В дни постройки Нарготронда.
Эльфу или человеку
Он принадлежать не может.
Это вещь народа гномов!
Ты отдать её нам должен!»
Но, от ярости дрожащий,
Побледневший вмиг от гнева,
Крикнул он: «Да как посмели
Говорить такое мне вы!
Мне, Элутинголу-эльфу,
Королю Белерианда,
Наблюдавшему, как гномы
Рождены были из камня!
Кто вы? Низменная раса!
Я же – эльф, Перворождённый!..»
Но на плиты пола гномьим
Топором пал рассечённый.
И ушли обратно гномы,
Взяв с собою ожерелье,
Дориат спеша покинуть,
Им нанёсший оскорбленье.
Шли они без остановки
День и ночь в родные горы,
Но в дороге их настигла
Месть за короля Тингола.
И в густой траве остались,
Эльфов стрелами пробиты,
Трупы гномов; был лишь только
Наугламир взят у убитых.
Светлой эльфов королеве —
Мелиан, вдове Тингола —
В знак своей великой скорби
Наугламир был отдан скоро.
Но она, стремясь в Заморье,
Этот мир спеша оставить,
Отдала его Маблунгу,
Берену прося доставить.
И никто о том не ведал,
Что из гномов перебитых —
Тех, Тингола зарубивших, —
Двое не были убиты.
Как до гор они добрались?
Ранены, пути не зная…
Но о всём, что было, гномам
Рассказали, умирая.
И в тоске и горе чёрном
Собирая ополченье,
Наугримы из Ногрода
Подготавливали мщенье.
Гелион глубокой ночью
Перешли секретным бродом
И, разбив отряды эльфов,
Взяли залы Менегрота.
Пал Маблунг Тяжелорукий,
Не отдав Наугламира;
Но в тяжёлой битве гномы
Ожерелье взяли силой.
И ушли из Дориата
По дороге Даерона,
Но ждала засада гномов
Там, где воды Гелиона.
Хоть напали и внезапно
Эльфы на отряд в ущелье,
Улыбалась им победа
Только в первое мгновенье.
Щит к щиту составив, гномы
Хирда поступью тяжёлой
Эльфов цепь прорвали скоро
И ушли в родные горы.
Но по Берена приказу
Онодримы их нагнали,
И стальные руки энтов
Стену хирда разметали.
Против них бессильны были
Гномьи топоры и копья.
И король Тумунзахара
Наугламир пред смертью проклял.
Берен на земле лежащим
Кровью увидал залитый
Сильмарил, в далёком прошлом
У Моргота им отбитый.
И, домой вернувшись вскоре,
Обруч подарил Диору.
Но Диор убит был в ссоре
С сыновьями Феанора.
Эльвинг Ожерелье Гномов
Поднесла Эарендилу,
Чтобы он зажёг над миром
Свет чудесный Сильмарила.
И теперь глубокой ночью,
Вечером и утром ранним
Затмевает красотою
Звёздный свет его сиянье…[2]
Торин смолк, раздались одобрительные возгласы, улыбнулся и Олмер.
