Книга превращений - Ньютон Марк
В наступившей за этим тишине она услышала голоса – два краснокожих румеля отдавали приказы зубастым тварям.
Обливаясь слезами, она бросилась вдогонку за женщиной с детьми и, догнав их, не сразу поняла, что теперь не она помогает женщине, а та ей. Обняв Лан одной рукой за плечи, женщина вела ее к людям, шепча в то же время какие-то слова утешения.
Они вышли на широкую улицу – магистраль, которая в прежние времена вела в город и из города. Все пространство между трех-четырехэтажными зданиями было запружено людьми: богатые и бедные, хорошо одетые и не очень, они шли, унося на спинах, в руках, а кто и увозя на тачках, пожитки, какие успели захватить с собой. Многие кричали, почти все плакали, шум стоял оглушительный. За спинами беженцев продолжалось разрушение Виллджамура.
Во всем городе не осталось ни одного целого моста. Кое-где на краях разъединенных провалами пролетов еще стояли люди и махали руками, взывая о помощи. Некоторые прыгали вниз, чтобы спастись от настигавшего их кошмара. То и дело раздавались пронзительные крики. Контрапунктом к ним тяжко вздыхали, оседая, рушащиеся вдалеке дома. Над ними тут же вставали клубы пыли, со стороны казалось, что город горит. И все это время парящий над ним остров продолжал извергать столбы фиолетового света, в которых на верхние уровни опускался десант чудовищ.
«Виллджамура больше нет».
Но из хаоса возник порядок. Лан с удивлением наблюдала, как люди, еще недавно сражавшиеся на стороне анархистов, помогали своим бывшим врагам. Они поддерживали их словом и делом, направляли, вели. Они организовывали группы, которые расчищали завалы на улицах и возле ворот, мешавшие беженцам пройти. Стариков сажали на лошадей, по двое, а потом провожали через толпу вперед. Солдаты, позабыв о ничего не значащих теперь приказах начальства, бок о бок с анархистами, как могли, избывали общую беду.
Вдруг между солдатами корпорации Шелби и отрядом местной милиции завязалась драка. В чем там было дело, Лан не поняла, – похоже, солдаты Шелби отказывались помогать в эвакуации жителей, поскольку это не оговаривалось в их контрактах, а помогать другим просто так они были не обучены. Хмурые, они тесным отрядом пролезли в ворота, никого не защищая и не охраняя.
Лан прошла мимо них. Ее путь лежал через разбитые огромные ворота, почернелые и оплавленные по краям, мимо могучих крепостных стен, из-за которых уже тянуло вонью человеческих отходов из лагеря беженцев. Люди двигались большей частью в одном направлении: вдоль по прямой как стрела дороге, но некоторые отделялись от основного потока и маленькими группами шли наперерез, через тундру. А еще кругом были дети, очень много детей.
Лан чувствовала себя так, словно оставила в погибшем городе часть себя, часть своей способности помогать людям. Она повернулась и пошла в направлении Виллриита, молясь про себя, чтобы Фулкром был там: ведь больше после катастрофы у нее ничего не осталось.
Глава тридцать восьмая
Деревушка, прежде насчитывавшая едва сто человек, стала расти как на дрожжах, когда через нее устремился многотысячный людской поток.
Дождь со снегом шел на побережье не так, как в городе. Более теплый береговой бриз нес его почти горизонтально, придавая дождю привкус морской соли; с одетых в вощеные плащи, укутанных в меха и теплые шали людей текла вода, грунтовая дорога под их ногами и копытами лошадей быстро превращалась в реку непролазной грязи. Деревушка из двух улиц – если их можно было так назвать – внезапно оказалась в осаде. Местные жители не могли выйти за дверь, столько там было теперь народу, и смотрели на происходящее из окон – кто с отчаянием, кто с яростью. Над пляжем носились и кричали чайки, волны с шипением набегали на песок.
После полудня вдруг показалось солнце и нарисовало в небе несколько радуг. За спинами беженцев лежал разрушенный Виллджамур, а над ним в небе висела каменная глыба – висела сама по себе, не поддерживаемая ни цепями, ни колоннами, – даже глазам не верилось. Каждый раз, видя, как рушится, оставляя по себе клуб дыма, очередной фрагмент города, Фулкром молился – хотя до этого считал себя нерелигиозным – о том, чтобы Лан с Вулдоном уцелели.
– Какой у нас план? – спросил Тейн.
«Хороший вопрос», – подумал Фулкром.
Кто-то узнал в нем следователя, и, сколько Фулкром ни отнекивался, объясняя, что ушел из Инквизиции, новость быстро распространилась, и десятки людей стали ждать от него указаний.
Фра Меркури, шедший от него чуть поодаль, тщательно кутался в плащ, скрывая свой необычный вид. Фулкром особенно не хотел, чтобы его фигура вызвала какие-либо подозрения. Ему нужно было расспросить его о том, что он собирался делать, – если, конечно, это окажется возможным. Но не сейчас, после, когда найдет Лан.
У входа в деревню он нашел пустой ящик и взобрался на него, высматривая в толпе Вулдона, который обычно возвышался над окружающими на целую голову; но видел только бесконечную череду несчастных человеческих лиц – большинство из этих людей только что потеряли родных и любимых, все утратили дома.
Их было много, очень много; одни плакали, других била нервная дрожь, лица третьих ничего не выражали.
Так он простоял долго, не меньше часа, а все его тело ныло от недавних побоев. Большая открытая рана на бедре тоже не давала о себе забыть, и, хотя Фулкром знал об опасности заражения, сделать ничего было нельзя – поблизости не было ни лекарств, ни лекарей, ни культистов. Фра Меркури, видимо заметив, что Фулкрому больно, внезапно подошел ближе, его чудно́е половинчатое лицо показалось из-под капюшона. Выделявшиеся на нем живые человеческие глаза, казалось, не имели возраста. Он нагнулся над больной ногой Фулкрома, и тут же между их умами установилась какая-то связь, едва ощутимая для румеля. Щелчком пальцев фра Меркури разорвал ткань, покрывавшую ногу румеля, обнажил изуродованную плоть. Не прошло и минуты, как пальцы пришельца уже трудились над ней, двигаясь с невероятной скоростью. Не имея под рукой ничего, кроме собственной кожи, он как-то залатал рану, а потом приложил к ней горячую ладонь, словно обеззараживая ее, но румель ничего не почувствовал. Затем рука отодвинулась, и под ней оказалось совершенно целое бедро, такое, каким оно было прежде, до ранения.
– Это же чудо, – сказал Фулкром, облачка пара от его дыхания закружились перед ним в воздухе.
Ни слова не говоря, фра Меркури отошел в сторону и снова стал неподвижен.
– Тейн, – сказал Фулкром, – пройди, пожалуйста, немного назад, посмотри, не видно ли там Лан.
– Ладно, – ответил Тейн и ужом скользнул в толпу.
– Не надо! – раздался знакомый голос. Тейн обернулся и увидел Лан.
Фулкром слез со своего ящика. Он сделал это осторожно, ожидая боли или еще каких-то неприятных ощущений в раненой ноге, и когда ничего подобного не случилось, он от напряжения поскользнулся и упал в грязь на одно колено. Лан подошла к нему, криво усмехаясь.
– Рановато для предложения руки и сердца, как по-твоему?
Она помогла ему встать и тут же крепко обхватила его обеими руками. Сердце Фулкрома сильно билось. Так бы и стоял, прижимая ее к себе, и не отпускал никогда. Щеки у нее были холодные, никакой верхней одежды не было – одна потрепанная рыцарская форма. Тейн раздобыл где-то шаль и накинул ее на плечи Лан – Фулкром благодарно кивнул, встретившись с ним взглядом. Так они стояли не меньше минуты.
Первым заговорил Тейн.
– Где Вулдон? – спросил он.
Лан склонила голову и не ответила.
– Он что, еще там? – продолжал настаивать Тейн.
– Позже, – сказал Фулкром и предостерегающе поднял руку.
Тут все обернулись, услышав страшный грохот вдали, и увидели столб пламени на месте Виллджамура, хотя что за снаряд вызвал столь мощное возгорание, никто понять не успел. Облака над городом рассеялись, и земляная глыба в небе была видна во всей своей красе.