Виктор Исьемини - Предчувствие весны
Нынче Валлахал опустел и будто съежился, многие помещения перестали использоваться… и на пыли, покрывшей там пол, остаются только маленькие следы Коклоса.
Выбравшись из-за гобелена, шут с минуту прислушивался к звукам, которые доносились из опочивальни Алекиана, потом побрел прочь, ворча об ужасных временах. В соседней галерее пыльных гобеленов не висело, здесь стены были отделаны широкими, потемневшими от древности, дубовыми панелями. Коклос воровато огляделся. Никого. Карлик, пыхтя, сдвинул тяжеленный брус — в стене открылся черный зев потайного хода. Рослый человек мог бы передвигаться там, разве что согнувшись в три погибели, но крошечный шут проходил, не склоняя головы.
Коклос задвинул дубовую панель на место, нащупал подсвечник и зажег огонек. Разумеется, среди следов, свежих и успевших покрыться новым слоем пыли, были только маленькие отпечатки.
— И откуда здесь берется пыль, — буркнул коротышка. — Все закрыто…
Карлик двинулся в путь, освещая дорогу тускло горящей свечой. Несколько раз ему встречались ответвления, ведущие к другим потайным проходам, Коклос шагал дальше. Наконец у очередного перекрестка он остановился. Поглядел на припорошенный пылью скелет крысы и свернул. Крыс во дворце время от времени выводили Изумруды, это входило в обязанности придворных чародеев, и скелет лежал здесь с незапамятных времен. Коклос пользовался косточками, как ориентиром.
Новый проход был уже, да и потолок опустился, теперь даже коротышке Коклосу приходилось пригибать голову. Шут уверенно шагал, прикрывая огонь свечи ладошкой. Прежде, когда карлик только начинал свои странствия по темным лабиринтам, ему казалось, что секретные галереи тянутся и тянутся, что он уходит невообразимо далеко, и непонятно, как коридор может уводить в такие дали. Валлахал, хоть и велик, но не безграничен. Теперь Полгнома уже не обманывался относительно размеров тайных переходов, темнота и гнетущее запустение перестали вводить его в обман. На самом деле тайные переходы были вовсе не такими уж длинными — их прокладывали для того, чтобы царедворцы могли шпионить друг за дружкой, а тучным рослым мужчинам (какими, обычно, и бывают могущественные вельможи) не по нраву долгие перемещения на четвереньках.
Наконец в дальнем конце показалось серое пятно, и стали слышны голоса. Крошечное оконце, цель странствия в темноте. Коклос задул свечу, теперь он старался ступать потише. Вряд ли участники императорского совета станут прислушиваться, но береженого и Гилфинг бережет. Шут еще ни разу не попался во время подобных вылазок, и немало гордился этим обстоятельством.
Окошко для подслушивания находилось на уровне коленей взрослого мужчины, это ограничивало возможности, поскольку разглядеть лица тех, кто находился в комнате, было затруднительно — зато и шпион пребывал в относительной безопасности. Важные персоны редко обращают внимание на то, что творится ниже их колен. Коклос опустился на пол и осторожно глянул в отверстие. Он видел свисающие со стола края скатерти, отороченные золотой бахромой. Видел сапоги дворян и теплые туфли священников. Участники совета как раз двигали стулья, рассаживаясь. Потрескивал огонь в камине.
— И все-таки, ваше высокопреосвященство, я не понимаю, почему он удалился так демонстративно.
«Это братец про мой уход, — подумал Коклос, — братец думает об мне, братец помнит!»
— Трудно понять мотивы действий дурака, — это Мунт.
«Дурака, как же. Да Мунт просто мне завидует! Конечно. Мы оба дураки, но я профессионал и известный мастер дурацкого ремесла, а он — жалкий дилетантишко. Хотя он весьма прилежно учится»…
* * *Наконец все расселись, и Алекиан оглядел участников совета. Представители Церкви были в большинстве. Фенокс, исполняющий обязанности канцлера, и архиепископ Мунт привели по несколько секретарей и белые рясы за столом преобладали. Помимо клириков за столом находились Кенперт, Гиптис Изумруд и некий Роккорт ок-Линвер, недавно назначенный капитаном гвардии. Командный состав имперцев после похода на восток оказался сильно прорежен, в строю не осталось ни одного из капитанов, получивших звание при Элевзиле II.
Роккорт был крепким рослым мужчиной шестидесяти с хвостиком лет от роду. Этот воин, будучи в преклонных годах, числился при прежнем императоре лейтенантом, что красноречиво говорило о его способностях. Фигурой и осанкой капитан напоминал ок-Икерна, но на этом сходство заканчивалось. Умом ок-Линвер не блистал, был отважным воякой, послушным и исполнительным. Не более того. Его сделали капитаном только лишь потому, что не нашлось более подходящего кандидата. Докладом сэра Роккорта (оказавшегося, кстати, старейшим из присутствующих) совет открылся. Старик коротко доложил, что из-за убыли в рядах гвардии он решился изменить — временно, разумеется — командную структуру. Вместо прежних четырех рот, возглавляемых капитанами, он создал одно подразделение под его, ок-Линвера, командованием. Троих дворян, обладающих достаточным опытом он назначил лейтенантами, под началом каждого десять-двенадцать «копий», то есть дворян, сопровождаемых стрелками и оруженосцами. Со временем можно будет развернуть эти отряды в роты, а нынешних лейтенантов произвести в капитаны. Сам старый вояка, разумеется, метил в маршалы, хотя проявил благоразумие и не стал говорить об этом вслух.
— Итак, гвардии у нас нет… — уныло произнес Алекиан. — А ополчение, разумеется, распустили по домам?
Капитан невнятно пробурчал: «Да, конечно… ваше императорское величество». Всем было ясно, что повторно собрать такой богатый «налог крови» с Тилы и Тогера уже не удастся. Обе страны обескровлены предыдущей кампанией, да и согнать недовольных тильцев под имперские знамена будет теперь сложней. Алекиан никого не упрекал, формальных прав удерживать на службе воинов из Тилы и Тогера его должностные лица не имели, а использовать неформальные возможности никто не рискнул. Когда император тяжко хворает, нет охотников брать ответственность на себя.
Продолжил доклад архиепископ. Заметив вскользь, что ванетское дворянство предано его величеству по-прежнему, архиепископ объявил: Церковь собирает собственную армию, и под белое знамя уже сейчас сошлось не меньше трехсот дворян. Их сейчас вооружают с тем, чтобы к лету они представляли собой организованное войско. Ничего удивительного — в монастырях немало клириков благородного происхождения: раскаявшиеся злодеи, замаливающие грехи; младшие отпрыски небогатых родов, избравшие духовную карьеру; просто люди благородного происхождения, утомленные миром… Посланцы его высокопреосвященства обращаются к ним с призывом: продолжить покаяние в рядах армии Церкви. Имеется и немалое число добровольцев низкого происхождения… Конечно, требуется время, чтобы создать из них настоящую силу, но вся зима впереди. Зимой не воюют. Зимой готовятся к войне.
