Кристофер Банч - Далекие Королевства
– Возьми взамен, – сказал я.
Кто-то подошел ко мне. Я повернулся и увидел одного из солдат, сержанта, судя по знакам различия. Это был уже немолодой человек с открытым честным лицом. Он казался встревоженным.
– Позволите присоединиться к вам и выпить, добрый господин? – спросил он. – В таком месте, как это, без хорошей компании нельзя. – Он кивнул в сторону, обращая мое внимание на сидящий в зале различный сброд.
– Спасибо за вашу любезность, – ответил я. – Но вообще-то я предпочел бы посидеть в одиночестве. Мне нужно… кое-что обдумать.
Он проницательно оглядел мой потрепанный наряд, сочувственно покачал головой.
– Надеюсь, никто не пострадал? – спросил он.
– Только моя гордость, сержант, – заверил я его. Подозвав хозяина, я сказал: – Выпивку этому достойному человеку. За мой счет. – Тут я как бы впервые почувствовал босыми ногами грубые доски пола. – И еще купи-ка мне обувь.
Хозяину это не понравилось. Он-то надеялся удержать у себя как можно больше от стоимости застежки.
– Тащи ему обувь! – рявкнул сержант. – И если я узнаю, что у юного господина тут были неприятности, ты лишишься лицензии.
Хозяин таверны выругался, но отправился в обувную лавку.
– Вы уверены, благородный господин, – сказал сержант, – что вам не будет лучше в нашей компании?
– Еще раз спасибо, – ответил я. – Но нет. Единственное, что меня утешит, это бренди и мои размышления.
Сержант ушел за столик к своим товарищам. Я схватил бокал с бренди, принесенный хозяином, и осушил его до дна. Жестом заказав еще один, я натянул какие-то кожаные обноски, что он притащил мне. Затем, самый несчастный, как все двадцатилетние неудовлетворенные влюбленные, я вернулся к выпивке, таращась в глубину выщербленного глиняного бокала и размышляя о моих грехах. Грехов насчитывалось легион, начиная с любовного напитка. Я обманул Мелину, ничего подобного не подозревавшую. В моем воображении всплыла ее нагая плоть. Но картина эта была уже не возбуждающей, а постыдной. Наступил момент, который хоть раз, но бывает в жизни каждого человека. У меня не было будущего. Я кончился. Я был жалким и обобранным, как какой-нибудь бедолага, обманутый базарными зазывалами, и довела меня до этого собственная страсть, так что я даже не имел права называться жертвой. Я, Амальрик Эмили Антеро, с энтузиазмом позволил Мелине и Лиго понукать собою. И ведь никто меня не околдовывал любовным напитком, как я это проделал с Мелиной. Я сам возжаждал ее и был готов заплатить любую цену – пожертвовать уважением друзей и любовью семьи. И в результате оказался в полных дураках.
Под порывом ветра хлопнули ставни таверны, и я представил себя дома, стоящим перед алтарем и молящимся за моего давно умершего брата. Мне даже показалось, что в этот тускло освещенный вертеп вошел его призрак. Халаб был любимцем семьи, и его гибель от рук воскресителей наложил глубокий отпечаток на всех Антеро. Хотя я видел его последний раз, когда мне было три года, и воспоминания о взрослом брате были весьма смутны, сейчас мне казалось, что именно его лицо я отчетливо вижу в дверях таверны. Халаб улыбался. Подняв большой палец, он призывал меня не унывать. Видение исчезло, но я ощутил, как мне стало легче. Не намного, но я уже мог держаться. Я стал набираться решимости спасти мою репутацию.
Я изменю мою жизнь, для начала уйдя в длительную торговую поездку. «Обрести свою удачу» – так это исстари называлось. Отец с неистощимой настойчивостью твердил мне об этом уже давно. Я же лишь испытывал терпение моего старика.
Дверь с грохотом распахнулась, и вошли трое рослых крепких мужчин. Они мрачно оглядели таверну так, что сидящие здесь жулики явно занервничали. Один из троицы заметил меня, затем что-то шепнул своим приятелям. Они взяли выпивку и уселись в углу. Я вернулся к своим раздумьям.
Я был самым младшим ребенком в единственном браке отца. Моим братьям и сестрам уже давно перевалило за тридцать, а то и за сорок. Вот отсюда и своенравие, говорили мои недоброжелатели. Даже мой гувернер Инз говорил, что я был в детстве просто рыжим упрямцем, хотя и отмечал мою сообразительность.
Студентом я был смышленым, но ленивым. К тому же в учителя мне попался моралист, пользующийся славой самого плохого наставника. Он был не только невыносимо скучен, но по большей части совершенно невежествен. Скуки ради я издевался над ним как мог. На уроках анатомии он, например, утверждал, что тело мужчины бесконечно совершеннее женского. Я осмеял это предположение. Моя сестра Рали по силе не уступала большинству мужчин Ориссы.
– Ну это совсем другое дело, молодой господин, – сказал он.
– Почему же другое? – усмехнулся я. – Рали – женщина. И многие говорят, что красивая женщина. Но она еще и великий воин. Она одним взмахом сабли может снести твою башку с плеч.
Я рассек воздух воображаемым лезвием.
– Исключение лишь подтверждает правило, молодой господин, – не сдавался наставник. Его злили мои насмешки.
– Моя сестра – не единственное исключение, – подлил я масла в огонь. – Она всего лишь одна из женского Полка героинь, гордости Ориссы. Как же это объяснить?
Наставник что-то забормотал, затем уткнулся в анатомический атлас.
– Факты остаются фактами! – закричал он. – Прекрасно известно, что женское тело хуже. Достаточно посмотреть хоть на их зубы.
– А что же такое с их зубами?
– У них зубов меньше, чем у мужчин. – Он открыл и показал мне страницу, где говорилось об этом. – Видите… У мужчин тридцать два зуба, у женщин же не более двадцати восьми.
Тут я увидел нашу молоденькую служанку.
– А вот сейчас посмотрим, – сказал я, подзывая ее.
Уговорами и посулами заплатить за причиненное беспокойство я ее заставил открыть рот. Я насчитал тридцать два зуба. То есть как у мужчин. Наставник взбесился, не желая признавать собственную неправоту. Остаток дня я провел в гимнастическом зале, который частенько навещал и в последующие годы, где вместе с друзьями совершенствовался не только в физических упражнениях, но и в искусстве глумления над этим «педагогом» и его преемниками.
И пока я таращился в бокал с бренди, до меня вдруг дошло, что, несмотря ни на что, отцу удалось-таки дать мне образование. Он не наказывал меня, когда учителя жаловались. А вместо этого он поощрял меня докапываться до сути вещей самому, не прислушиваясь ни к каким общепринятым утверждениям. И это позволяло мне иметь собственное мнение.
Слезы стыда потекли из глаз моих. Я смахнул их и глотнул бренди. Вот и настала пора, думал я, отбросить в сторону детские забавы и стать человеком, которым бы гордился отец. Он так нуждался во мне, чтобы передать опыт и переложить на мои плечи бремя торговли. Каждый раз, когда обстоятельства вынуждали его самого совершать поездку, возвращался он ужасно усталый. И с каждым годом ему все труднее было восстанавливать потраченные на такие поездки силы. От старших моих братьев помощи ему не было. Они были недалекими, хоть и старательными людьми, годными лишь на то, чтобы управляться на фермах или с бухгалтерскими книгами. И у них не было тех черт характера, которые так необходимы торговцу. Они недолюбливали иностранцев и путешествия и уж терпеть не могли рисковать.
