Питтакус Лор - Пропущенные материалы: Наследие Шестой
На подносе не осталось ни одной крошки — я вылизала его дочиста ещё вчера. Когда три дня назад я очнулась взаперти в этой камере, то собиралась устроить моим тюремщикам голодную забастовку и выкидывать еду и воду до тех пор, пока они не позволят мне повидаться с моей Катариной. Но за два следующих дня я никакой еды или воды так и не дождалась. Я было подумала, что обо мне забыли. Поэтому к тому времени, когда, наконец, принесли поесть, меня одолела такая безнадега, что изначальный план был позабыт, и я с жадностью накинулась на баланду, которую швырнули мне на подносе через узкую щель под дверью камеры.
Но как ни странно, на самом деле, я ни капельки не голодала. Я была подавлена морально, а вот от голода слабости не испытывала. Все эти дни во мраке камеры кулон слабо пульсировал у меня на груди, и я начала подозревать, что заклинание защищает меня и от голода, и от обезвоживания. Но хотя голод и жажда не приходили, никогда в жизни я не лишалась пищи и воды так надолго. Это привело меня к какому-то временному помешательству. Телу еда и вода не требовались, а вот разум в них нуждался.
Стены представляют собой грубый неотесанный камень. Камера больше походит на вытесанную в скале пещеру, чем камеру в тюрьме. Похоже, ее вырезали прямо в породе, а не построили. Это наводит меня на мысль, что мы в каком-то природном сооружении: в пещере или внутри горы.
Я знаю, что, возможно, никогда этого не узнаю.
Я было попробовала расковырять стены камеры, но даже мне пришлось признать, что это бесполезно. Мои попытки привели лишь к тому, что я до крови ободрала пальцы, обломав ногти.
Теперь остается лишь сидеть в камере, стараясь не свихнуться.
Это единственная моя задача: не позволить одиночеству заключения свести меня с ума. Пусть лучше оно меня закалит, или ожесточит, но ни в коем случае нельзя допустить, чтобы оно довело меня до безумия. Оставаться в своем уме непростая задача. Если слишком стараться, пытаясь сохранить вменяемость, зыбкость задачи может лишь свести тебя с ума еще больше. С другой стороны, если забыть о своей цели, пытаясь сохранить рассудок, просто перестав думать об этой проблеме, однажды утром твои мысли, опять же, окажутся в далеких далях. В итоге, вся фишка в том, чтобы балансировать на грани этих двух состояний, придерживаться золотой середины, так сказать.
Я сосредотачиваюсь на дыхании. Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Когда я не делаю растяжку или отжимания в углу камеры, я занимаюсь именно этим: просто дышу.
Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Кэт называет это медитацией. Она пыталась приучить меня выполнять приемы медитации, чтобы научиться легче концентрироваться. Кэт считала, что это поможет мне в бою. А я никогда не следовала её совету. Медитация казалась мне слишком нудным занятием. Но сидя в камере, я поняла, что это мое спасение, лучший способ сохранить душевное здоровье.
Дверь камеры открывается, когда я медитирую. Я поворачиваюсь, и прищуриваюсь, приспосабливаясь к свету, льющемуся из коридора. В проеме стоит мог, за ним ещё несколько.
У него в руках ведро и на мгновение я воображаю, что это он принес мне свежую воду для питья.
Вместо этого, он заходит внутрь и переворачивает его на меня, окатывая ледяной водой. Это так грубо и унизительно, и я дрожу от холода, но зато освежилась и встряхнулась. Обливание возвращает меня к жизни, воскрешает лютую ненависть к этим ублюдкам-могам.
Насквозь мокрую мог поднимает меня с пола и завязывает тряпкой глаза.
Затем подталкивает, и я стараюсь устоять прямо.
— Пошли, — говорит он, выталкивая меня из камеры в коридор.
Повязка плотная, так что я иду в полной темноте. Зато мои чувства обострены, и я иду почти ровно по прямой. Ещё я чувствую вокруг себя других могов.
Я иду по грубому каменному полу, и мои ступни мерзнут. Я слышу стенания и вопли таких же заключенных, как я. Одни человеческие, другие животных. Должно быть они заперты в камерах вроде моей. Не представляю, кто они и зачем понадобились могадорцам. Но сейчас я слишком сосредоточена на собственном выживании, чтобы думать об этом: я глуха к жалости.
После долгого пути старший конвоя командует «Направо!» и толкает меня в названном направлении. Толкает сильно, и я падаю на колени, обдирая их о каменный пол.
Изо всех сил пытаюсь подняться, но не успеваю, два мога поднимают меня и швыряют к стене. За руки подвешивают на стальную цепь, свисающую с потолка. Вытянувшись, я едва достаю носками ног до пола.
Повязку снимают. Я в другой камере, здесь яркое освещение, и глаза режет после трех дней в полном мраке. Когда глаза привыкают, я вижу её.
Катарина.
Как и я, она висит на цепях, но выглядит гораздо хуже: избитая, в синяках и крови.
Моги начали с неё.
— Катарина, — шепчу я, — ты как…?
Она поднимает глаза, они полны слез.
— Не смотри на меня, — Кэт упирает взгляд в пол.
В комнату входит ещё один мог. Он обычный, во всех смыслах. Одет в белую тенниску, чистенькие брюки цвета хаки, коротко острижен. Мягкие мокасины бесшумно ступают по полу. Он бы мог сойти за отца какого-нибудь пригородного семейства, или продавцом из соседского магазинчика.
— Здорово, — улыбается он мне, не вынимая рук из карманов. Зубы белоснежные, как в рекламе зубной пасты. — Надеюсь, тебе у нас понравилось. — Его загорелые руки покрывают жесткие волоски. Мог симпатичный, но ничего выдающегося, среднего, но крепкого телосложения. — В этих пещерах бывают ужасные сквозняки, но мы стараемся сделать это место, как можно уютнее. Полагаю, в твоей камере есть пара ведер? Хотели создать тебе удобства.
Мог протягивает к моей щеке руку так небрежно, что мне на секунду кажется, что он меня погладит. Вместо этого, он ее больно щипает, выкручивая пальцами.
— Вы же наши почётные гости, как-никак, — говорит он, и злость, наконец, проскальзывает в его голосе продавца.
Ненавижу себя за это, но начинаю плакать. Ноги отказывают, и я повисаю в наручниках. Я не позволяю себе громко рыдать: пусть видит, что я плачу, но не слышит.
— Ну, ладно, леди, — говорит он, хлопая в ладоши, и направляется в сторону маленького столика в углу камеры. Выдвигает ящик, достаёт пластиковый чемоданчик и раскрывает, положив на стол. Острые стальные предметы блестят в свете ламп. Мог достает по очереди каждый, поэтому я могу рассмотреть их все. Скальпели, бритвы, клещи. Самые разнообразные лезвия. Карманная электродрель. Прежде чем положить на стол, он пару раз включает её, действуя жужжащим звуком мне на нервы.
Подходит ко мне, вплотную приближая свое лицо к моему и начинает говорить, дыша мне прямо в нос. Меня тошнит.
