Дмитрий Таланов - Локумтен
Мальчик взялся за лопату:
— Откуда знаешь?
— А я страдаю бессонницей, — ответила Эша, прислонясь к косяку, — говоря в тонких линиях, не углубляясь. Так что ночная жизнь Хальмстема для меня не секрет. Не то, чтоб он скрывался, но однажды я заметила, как Ирений сгребает уголь в сторону и лезет в подпол.
— Придумаешь невесть чего! — бросил Филь, размышляя чего теперь ждать от Эши, когда она разгадала его намерения. — Он делал кубок по заказу твоей матери.
Филь решил, что проведет эту ночь на Дозорной башне. Едва семья покажется на дороге, он убежит прежде, чем Эша разболтает им обо всем. Глаза девочки тем временем подозрительно сузились.
— Кубок? А какой кубок, ты видел?
— Большой и зеленый, — брякнул Филь первое, что пришло в голову. Эша сильно мешала ему думать.
Девочка поскучнела. Она стряхнула черную пыль с рук и подвинула сандалией пропущенные им куски угля.
— Что ж, тогда не грех пообедать, а затем посетить Хранилище, — вздохнув, проговорила она несколько разочарованно.
— Зачем? — Филь воззрился на нее.
Он прислонил лопату к стене, и они вышли в полуденную жару. Известняк, выстилавший двор и стены замка, казался ослепительно белым. Со стороны подъемного моста доносился густой храп.
Эша хихикнула:
— Вынуждена признать, что использую тебя, чтобы разрешить накопившиеся у меня загадки. Всё лучше, чем плевать в потолок. Тем более, что это занятие порой наскучивает, впрочем, как и битье мух.
Она вдруг замешкалась, повернулась и заступила Филю дорогу. Жутковато-пристально шаря глазами по его лицу, она проговорила:
— Ты совсем меня не слушаешь, ты по-прежнему занят своим побегом! Не ломай голову, я знаю, как тебе помочь. В Хранилище стоит ящик, куда отец запер мой Открывающий Путь, мы заберем его оттуда и я открою тебе Врата. Ты откуда родом?
— Из Кампании, — ответил Филь, сраженный ее проницательностью.
— Я открою тебе Врата, — кивнув, повторила Эша. — И ты окажешься у себя дома.
Филь растерялся: с чепухой от Габриэль и Руфины это не было связано. Эша знала, что говорила, и этим ставила его в тупик. Он еще ни от кого не слыхал здесь о Вратах.
— А что такое «Врата», как это? — выпалил он. — И как это я вмиг окажусь дома?
Эша удовлетворенно улыбнулась:
— Об этом мы поговорим за обедом!
Кухонный стол покрывали останки копченой селедки, павшей жертвой солдат, которые храпели теперь на главном крыльце. Пообедав вареными яйцами, двумя последними селедками и хлебом, дети поднялись на Главную галерею.
— От такой еды можно спятить, — проворчал Филь, прислушиваясь к бурчанию в своем животе. — Зачем вы отпустили поваров?
Вечный недостаток еды выводил его из себя. Еду завозили с Бассана, однако, будь строители Хальмстема посообразительней, они могли бы отодвинуть восточную стену вглубь горы подальше от замкового корпуса, а на освободившемся месте разбить огороды, которых Хальмстему сильно не хватало.
— Кухня и охрана меняются раз в месяц, так заведено, — безмятежно ответила Эша. — Не переживай, завтра они возвращаются. Ты поешь как следует, потом я выведу тебя за мост, зажгу Врата и ты вернешься к себе домой. И вяленое мясо тебе не понадобится, — ухмыльнулась она.
Филя как громом ударило: знает! И о мешке она знает! Не-ет, с этой девицей надо быть настороже, рано он развесил уши!
Когда они подошли к дверям Хранилища, охранявшие его псины встали и оголили клыки, но угрожающего рычания не последовало. Дети осторожно шагнули под купол помещения.
Посередине зала находилось каменное, покрытое барельефом кольцо шагов сорок в поперечнике. Кольцо было высокое, Филю по плечо. Внутренность его была заполнена густой серебристо-голубой жидкостью, тем самым Сотерисом.
На полукруглых стенах зала висело оружие всех видов и размеров, а также собачьи ошейники в виде свитых вместе широких колец желтого металла. Это было не золото, как сказала Эша за обедом.
Освещать Хранилище не было нужды, Сотерис давал достаточно света. Свет был холодный, не похожий на свет факелов, освещавших тоннель, который начинался на противоположной стороне бассейна.
Едва Филь завидел тоннель, по коже мальчика побежали мурашки. На том конце была дверь, через которую он проник в Хальмстем месяц назад. Не чуя под собой ног, мальчик рванул туда.
Он успел позабыть, какой длинный был этот тоннель. Добежав до его конца, Филь дышал, как загнанная лошадь. Такую работу могли провернуть лишь демоны, тут он не сомневался в словах Эши. Однако «дверь», которую они когда-то соорудили, оказалась заперта.
Перед Филем была стена песчаника, которая съехала в тот день в сторону. Что ж, проверить это требовалось, отрицательный результат — тоже результат. Филь внимательно оглядел невинную на первый взгляд стену, и зашагал назад.
Поджидая его, Эша сидела на краю каменного кольца и болтала ногами. В руках она держала маленькую морскую раковину.
— Ничего не поняла, — сказала она, завидев Филя. — Где собака зарыта, что послужило толчковой ногой для твоего бегства… Осталась в смятении.
Филь против воли улыбнулся:
— Проверял, надежно ли заперта Граница!
Эша спрыгнула на пол, хмыкнула и направилась к выходу.
— Две копченые селедки, одно яйцо и полхлеба питают тело, но не способствуют остроте ума! Какую часть из моей речи на кухне ты пропустил? Или я не говорила, что Внутренняя Граница откроется теперь только в следующем году?
Филь почувствовал, как его уши заливаются краской.
— Однако проверить-то стоило!
— Филь Фе, — бросила ему Эша через плечо, выходя в залитый солнцем коридор, — ты прирожденный Фома Неверующий. Когда-нибудь ты жестоко за это поплатишься!
— 5 —
«Вся энергия маленького Филя была направлена на познание мира. Он не искал в нем себе место, он смотрел шире…»
Императорский Ментор, из рапорта Совету,
Расследование Кейплигской трагедии
Положив вещмешок под голову и широко раскидав руки, Филь лежал на теплой после жаркого дня крыше башни. Небо над ним было глубокого черного цвета, усыпанное точками звезд.
Прямо на Филя смотрел злым глазом Альдебаран, рядом успокаивающе мигали Гиады. Правее и выше Гиад пылали Плеяды. С наступлением осени они всё выше всползали по небосклону. Филь много раз слышал от отца, что когда мощь Ориона погонит их с неба, в море лучше не выходить. Но пока даже Яд Аль-Джауза появлялась только под утро.
Филь знал звездное небо как свои пять пальцев. Писать, считать и прокладывать курс кораблю его не надо было учить. Эти науки были вбиты в него отцом при помощи розог на суше и пенькового конца в море. Тот повторял: это всё, что нужно человеку для достижения любых высот, и оттого был беспощаден.
