Роберт Асприн - Беспокойные союзники
— Пять сотен? Так мало?
Джабал рассмеялся.
— А я-то думал, ты будешь спорить, что цена слишком высока! Особенно если учесть, сколько мы за тебя заплатили тому работорговцу. Ну что ж, если тебе от этого легче, я могу назначить и более высокую цену.
Вор покачал головой:
— Можешь удвоить ее, даже утроить… Все равно она будет недостаточно высока!
— Знаю, — очень серьезно сказал Джабал. — Рабу всегда кажется, что за него дают слишком мало. А все потому, что он считает себя человеком, тогда как покупатель и продавец относятся к нему как к товару.
Салиман понял: сейчас Джабал мысленно вернулся в прошлое, к самому началу своей карьеры гладиатора. Однако старому уголовнику удалось довольно быстро справиться с собой, и он продолжал:
— Итак, цена останется прежняя — пять сотен. — Он посмотрел вору прямо в глаза. — Честно говоря, я бы предпочел, чтобы ты занялся исключительно организацией этой встречи. Вот что для меня было бы поистине БЕСЦЕННО.
— Посмотрим, что я могу сделать. Можно мне теперь уйти?
— Еще одно. Пока ты принадлежишь мне, я несу некоторую ответственность за твою безопасность. Вот, возьми.
Джабал вытащил из-за пазухи завернутый в клеенку пакет и швырнул его вору. Тот развернул его и обнаружил столь хорошо знакомый ему набор ножей и метательных звезд.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты ходил по улицам Санктуария безоружным. Вероятно, с этим оружием ты будешь себя чувствовать более уверенно. Если хочешь знать, их продал мне человек по имени Таркл.
— Я знаю, — пробурчал вор, рассовывая блестящие смертоносные предметы по привычным местам. — Я узнал его голос, когда меня грузили на корабль.
Салиман с трудом подавил улыбку. Джабал явно хотел своим сюрпризом окончательно добить мальчишку, продемонстрировать, что он имеет доступ к любым, даже самым тайным сведениям.
А мальчишка, оказывается, уже все знает… К счастью, Ганс был страшно занят своими ножами и не догадался, что Джабал попал впросак.
— Ну, ладно, в любом случае нам остается ждать, пока ты встретишься с принцем, — с легким раздражением сказал Джабал. — Я не для того потратил столько сил и времени, чтобы тебя не убили в уличной драке. Помни: в настоящее время ты себе не принадлежишь. Ты моя собственность.
— Да-да, я все помню. И поверь: этого я не забуду.
У Салимана мороз пробежал по коже, когда он увидел, какими взглядами обменялись эти двое. Раб смотрел на своего хозяина отнюдь не смиренно.
К.Дж.ЧЕРРИ
ЛУЧШИЙ ИЗ ДРУЗЕЙ
Утро на улицах Санктуария; ледяной, режущий ветер сотрясает ставни домов, предусмотрительно запертые, ибо Лабиринт буквально кишит ворами. Моросит дождь, его сносит порывами ветра, и камни под ногами становятся скользкими, а старое дерево темнеет, и грязь на мостовой, набившаяся в бесчисленные щели и трещины, превращается в слякоть.
Но горожане все равно вылезают из своих нор. Захочешь есть — поневоле вылезешь. Все кутаются в плащи и шарфы — и нищие в своем грязном рванье, и преуспевающий маклер, что спешит к портовым складам.
Вот и Аман Нас-йени, самый обычный человек, с ничем не выдающимся лицом и самыми обычными темными волосами, клок которых торчит из-под капюшона; ростом он не высок и не низок, не слишком толст, но и худым его тоже не назовешь. Нас-йени идет неспешным шагом по улицам, закутанный в плащ и шарф и совершенно неотличимый от прочих илсигов с доходами выше среднего уровня — купцов, лавочников, торговцев, кузнецов.
Он тоже торговец и пока еще не разорился, несмотря на недавние ужасные беспорядки, когда в сточных канавах города вместо дождевой воды собиралась кровь; можно даже сказать, что денежки у него завелись именно благодаря этим беспорядкам, когда вдруг всем потребовалось покупать оружие и другие незаконные товары, которыми он торговал наряду со вполне законными, обыденными и всегда нужными людям, и не все могли порой расплатиться с ним деньгами, а иной раз расплачивались покровительством, защитой или даже уничтожением тех, кто ему угрожал, а то и вызволением арестованных товаров, на которых стояла печать ранканской армии. Рынок всегда существовал и будет существовать — так ответил бы Нас-йени, если бы его спросили. Он всегда вел свои дела очень аккуратно и осторожно. Да, Аман Нас-йени был человеком очень осторожным и все сделки готовил, по его собственным словам, чрезвычайно тщательно, будучи к тому же человеком чести, долга и четко соблюдаемых принципов.
Он очень любил своего сына и не раз предупреждал его об опасности, отлично понимая, правда, этого юного идеалиста.
Сыном своим он гордился!
— Будь же благоразумен, — говорил он ему. — Торговля — вот отличный путь к власти.
Но сын его, Берут, отвечал:
— Подумаешь, торговля! Что она дает! Особенно если учесть, что эти ранканские свиньи обдирают нас как липку с помощью налогов да еще конфискуют наши товары!
— А разве я сказал, что надо им подчиняться? — удивлялся Аман. — Разве я сказал, что надо соблюдать все их законы? Не так уж я глуп! — И он постучал пальцем по виску. — Головой работать надо, мой милый. Тут главное разум, а не эмоции. Торговля — это искусство умных. Искусство компромисса…
— Компромисса! С этими ранканскими свиньями?!
— ..ибо компромисс и дает тебе возможность всякий раз оставаться с прибылью. А для этого надо работать головой!
— Ага! А они в ответ будут работать мечом. Нет, отец. Только не в таких условиях, когда у нас запросто могут все отнять. Когда они сами не соблюдают никаких правил. Когда мечи есть только у них. Ты идешь своим путем? Хорошо, иди. А я пойду своим.
И, наверное, мы оба будем правы.
И все это Берут говорил, сверкая глазами и с той самой полуулыбкой, что потом преследовала его отца даже во сне. Как и вид его мертвого тела. Тело сына Нас-йени отыскал два дня спустя там, куда его выкинули ранкане — на куче мусора, где птицы в те мрачные дни собирались огромными черными стаями, охотясь за падалью и мертвечиной. У Берута к тому времени уже не было глаз. А уж что с ним успели сотворить эти палачи, прежде чем до него добрались птицы…
И тогда Нас-йени начал свою войну, торговую. Он остался без гроша, но не продавая, а в кои-то веки отдавая все повстанцам — деньги, оружие, припасы — и щедро платя тем, кто мог помочь ему найти тех ранкан, которые ответили бы на один-единственный вопрос, сообщить ему одну-единственную вещь, назвать одно-единственное имя: того, кто убил Берута.
Его интересовало только одно: кто. Почему — в данный момент значения не имело. Он был настоящим илсигом. Он был человеком чести — илсиги всегда были такими до того, как начали торговать с ранканскими завоевателями, вооруженными мечами, хотя сами илсиги мечей не имели. Он происходил из старинного рода. И наизусть помнил в отличие от многих своих соплеменников всю историю этого рода и знал цену заслугам своих предков.
