Феликс Эльдемуров - Тропа Исполинов
- Я думаю, - ответил Тинч, - что он был бы рад.
- Рад? Ты сказал: рад?
- Я сказал: рад, - повторил Тинч. - Извините... Айхо!
- Хочешь, - предложил Гриос, - заседлай вон того серого, а дочь возьмет Варрачуке. Прогулка им не помешает.
- Спасибо, но... Должно быть, не выйдет. Сегодня мы собрались на Кипящие рифы. Я и лодку нанял. Когда-нибудь в другой раз, можно?
- "Можно", "можно"... - притворно поморщился Гриос и подмигнул:
- Ты у девушки, когда поцеловать захочешь, тоже будешь "можно" спрашивать? А, сынок? Оах-ха-ха-ха-ха!
4
Когда-то, очень давно подножие Тропы Исполинов омывалось волнами. Они свободно плескались меж базальтовых столбов, что назовут впоследствии "Сестра и Семьдесят Семь Братьев". Когда-то, в тот день, когда земля вспучилась, а Исполины, подобно озаренным огнем пальцам потянулись к небу, вода отошла, обнажив горячий новорожденный берег. Потом много дней и ночей в недрах земли что-то урчало и шипело, близ берега открывались горячие ключи, а в грязевых колодцах что-то хлюпало и вздымалось вверх - как будто оттуда кто-то постоянно пытался выпрыгнуть, да не хватало сил. В заливе один за другим возникали со дна и ползли в море дымящиеся каменные бугры, похожие на огромных морских черепах. Выйдя на простор залива, они замирали широким полукольцом, образовав отроги Кипящих Рифов, из-за которых неприступен с моря город каменщиков Коугчар.
За всю историю существования города Рифы не смогли защитить его лишь один раз, и этот случай Тинч запомнил на всю жизнь.
Маркон Даурадес тогда был старшиной цеха каменщиков, а самый дешёвый бутовый камень брали тут же, у моря. Весь день они с отцом лазали по скалам, намечая точки для сверления шпуров. Взрывать собирались назавтра, а сегодня лишь сверлили и подбирали осколки, что остались от предыдущих взрывов.
День выдался дождливым и ветреным, но залив, словно утомленный от ночного шторма, покоился серым зеркалом, изредка, нехотя побухивая в скалы невысокой прозрачной волной. Однако не знал усталости порывистый ветер с песком. К концу дня лицо у Тинча горело. Уставший, он завернулся в отцовский плащ и потихоньку клевал носом. Здесь же, под навесом скалы, отдыхали собравшиеся домой рабочие.
- Странное нынче море, - в который раз за сегодня сказал кто-то. - Погодите-ка... Смотрите! Что это?
И Тинч увидел, как из грозового облака, что собралось у горизонта, отвесно вниз опускается серый заостренный клюв.
Такой же продолговатый клюв вылез из моря навстречу, и оба они, соединясь, превратились в один высокий тонкий ствол. Протяжный удар грома долетел до берега.
И вот уже не один, а много стволов, почернев, изгибаясь лебедиными шеями бродили по морю, и в непрерывном рокоте грома всё новые тяжёлые клювы опускались из подступающей к берегу тучи.
Ветер с дождём были забыты. Поднявшись из-под скалы, люди в оцепенении наблюдали, как один из пронизанных молниями вихрей, подобный руке великана, шарящей по взмученным серым волнам, ускоряясь, пошёл прямо на берег.
- Стойте! Назад! - кричал отец, но его никто не слушал.
Они остались вдвоём. Отец не сводил глаз с побелевшего от молний, ревущего и воющего моря...
- Вот так, значит?.. - задыхаясь, приговаривал он. - И ты, жалкий слепец, вздумал меня запугать? Запугать нас?! - кричал он, прижимая к себе Тинча. - А я не боюсь тебя, незрячий выродок, как всегда не боялся, понял? И мы оба тебя не боимся! Правда, Тинчи? Ага! Правда!..
Углы плаща вырвало из их рук. Гулкая расплывчатая тьма сшибла с ног, придавила к подножью скалы. Тинч почувствовал, что не может ни вдохнуть, ни выдохнуть и потерял сознание.
...Потом были темнота и языки огня на щепках плавника. Волны накатывали на берег. Сам он, укрытый чьейто курткой, лежал у костра. Рядом вполголоса беседовали отец и двое-трое из рабочих.
Утром он рассмотрел страшный след - как будто здесь, прямиком через дюны протащилась огромная змея или гусеница. Ближе к дороге торчали вверх колёсами полузасыпанные песком, растерявшие камень повозки, и угрюмые люди с покрасневшими глазами раскапывали мокрый песок - медленно, безнадёжно...
Смерч прошёл по окраине города, разметав домишки предместий и повергнув наземь маяк, возле которого находилось их жилище.
С того дня корабли обходили Коугчар на ещё более почтительном расстоянии. А Маркон с сыном весною поставили новый дом...
5
Эх, да что за славное случилось в тот день море! Сладковато-свежее в порывах моряны, радужное в иголочках брызг, серебристое как наряд невесты! Тинч приналёг на вёсла, с удовольствием ощущая, как похрустывают на спине мускулы. Айхо вздумала было сунуть руку в воду, поглаживая мелкие волны, но Тинч её предостерёг: здесь, в глубине могло и в самом деле обитать что-нибудь такое, что не чета сказочному существу Камакудаку...
Добрались быстро. Тинч вылез из лодки, закрепил якорь и подал руку Айхо. После зыбкого и долгого пути им обоим казалось, что камни под ногами слегка покачиваются, как бы стремясь вот-вот уйти туда, в оливковую глубину лагуны, туда, где временами скользили медленные тени, и откуда из гладких волн время от времени поднимался гибкий плавник чудовища.
Её маленькая загорелая рука была на ощупь сухой и мягкой, и слегка подрагивала - как только что взятый из гнезда птенец.
Задул Бальмгрим - славный шторм будет к вечеру. Айхо обернула плечи широким платком. Тинч расстелил куртку на плоском, зелёном от засохших водорослей камне -присаживайся.
Сам примостился поодаль. Колотилось сердце. Оттого ли, что долго не брал в руки вёсел? Искоса поглядывал на Айхо.
Волны открытого моря набегали на камни и разбивались её ног. Её обернутая в платок фигурка показалась ему такой беззащитной, что захотелось присесть рядом, обнять за плечи, шептать на ухо непривычные, мягкие слова...
Море, под неоглядным, плывущим куполом небес, всё - текло, шевелилось, переливалось огнями и отблесками. В отчетливой дали, на горизонте появлялись и пропадали паруса - это шли корабли из Урса в Анзуресс и обратно. С другой стороны, над ровно вздымавшейся поверхностью бухты - кряж Тропы Исполинов трепетал в полуденном небе.
- Боже, сколько вокруг всего... - прошептала Олеона. - Сколько свободы, сколько простора... Цвета! Звуки!..
И тут же всё испортила (о женщина! Пусть и просто девчонка!):
- Нас отсюда не смоет?
Тинч отрицательно затряс головой: глупости.
- Может быть, приплывём сюда в другой раз?
- Будущим летом. Завтра я ухожу в Бугден, на заработки. До весны.
- А ты говорил, что дней через пять, - напомнила она.
- Говорил... - признался Тинч.
- Ты уходишь, папа уезжает... - сказала Айхо. - О чём это вы с ним поспорили?
