Тимофей Печёрин - Команда хоть куда
— Ничего, — махнул рукой сэр Ролан, — в магии я, конечно, профан. Но уж во всяком случае, знаю, что доступная для заклинания общая магическая сила тем больше, чем больше магов участвует. А я не думаю, что во всем королевстве не сыщется достаточно волшебников, чтобы переместить хотя бы несколько рот. Но с другой стороны… какие-то иные ограничения и условности имеются?
— Вообще-то да, — сообщил Верлум, — для начала в месте назначения следует установить что-то… вроде маяка, если так вам понятнее. Особый кристалл.
— Замечательно, — услышанное весьма порадовало конфидента, — думаю, это условие выполнимо. В том смысле, что есть, кому этот кристалл-маяк поставить. Хоть даже в Клыкастых горах.
— Теоретически, — не преминул поправить собеседника маг, — а на деле… насколько мне известно, в Клыкастых горах вообще-то сроду не ступала нога человека.
— Считайте, что перед вами стоит первооткрыватель, — заявил Ролан, кивнув в направлении напряженно замершего рядом Джилроя, — возможный, я хотел сказать. Потому что самое время перейти к следующему вопросу. Можно ли с помощью магии превратить человека в другое существо? Хотя бы без изменения в размерах?
— О! Да вы и вправду профан в магии, сэр, — не преминул напомнить об этом обстоятельстве мастер Верлум, — в арсенале современного мага имеются целых четыре заклинания, позволяющие сделать это. Самое простое из них — Доппельгангер. Придание облика конкретного человека или иного существа. Желательно, только что увиденного.
— Вот его и стоит вначале попробовать, — сказал конфидент, — тем паче, материала более чем достаточно. Есть, конечно, опасность, что Джилрой превратиться в труп… но это ведь только внешне, надеюсь? Убить такое заклинание не может?
Маг утвердительно кивнул, а затем продолжил:
— Есть также заклинание Трансформации. Когда у человека изменяют конкретные черты внешности. Нужным образом. Например, делают плечи шире, а кожу смуглее. Можно сделать лицо, как на каком-нибудь портрете. Можно крылья и хвост приладить… забавы ради.
— Попробуем тоже, — были слова Ролана, — еще варианты?
— Вселение. И Хамелеон. В первом случае можно переселить сознание… точнее, часть его, в какую-нибудь птичку или зверушку. Неплохо помогает при разведке. Ну а заклинание Хамелеона подобно Доппельгангеру, но позволяет человеку прикинуться даже неживым предметом.
— Попробовать стоит все эти заклинания, — заключил конфидент, — кроме, пожалуй, Вселения. Главное, чтоб после превращения в лил’лакла… одного из тех крылатых злыдней, которые на вас нападать повадились, Джилрой еще и летать мог.
На это старик-маг лишь молча пожал плечами. Вполне, мол, осуществимо. Зато сам будущий лазутчик, напротив, наконец, решился взять слово.
— А у меня-то не спросили, хочу ли я вообще превращаться? — Джилрой надеялся, что голос его прозвучит грозно и гневно, но вышло с нотками обиды и по-детски капризно, — да тем более в горы какие-то лететь… ушастые-хвостатые.
— Клыкастые, — поправил Ролан, — а насчет хотения… так не надо было чужие изумруды воровать. И принцесс кинжалом пугать. Тогда бы, глядишь, твой талант проникать в самые защищенные места никто бы не заметил. И не захотел бы тебя использовать. Или, скажешь, прав был Гобан Золотой, когда хотел тебя акулам скормить? Нет? Тогда будь добр, отрабатывай свое спасение.
Глава третья
Назначенная встреча состоялась несколько дней спустя. Ясным вечером, когда солнце уже почти скрылось за верхушками сосен ближайшего леса. Да напоследок окрасило небо в малиновые и пурпурные цвета.
Хотя боевой дух королевских солдат подточили нападения лил’лаклов, но исполнительности им было не занимать. С заданием от столичного посланца — сбором детей для Ковена — справились быстро. И теперь эти живые дары, рассаженные по телегам, двигались к месту встречи.
Ехали телеги медленно, скрипя колесами и подпрыгивая на ухабах и кочках полузаброшенной дороги. Выстроенные в два ряда по обочинам, их сопровождали армейские кавалеристы. В пути не забывавшие охаживать плеткой лошадей, тянувших телеги.
Кто-то из детей хныкал и плакал — особенно те, кто помладше. Кто-то жаловался на боль и вымучивал кашель. Кто-то просил есть и пить. Даром, что накормили будущих ведьм и рабов Ковена перед отъездом до отвала. Как на убой, ни дать ни взять.
Находились и те, кто пытался договориться с солдатами из конвоя. Отпустите, мол, ну чего вам стоит. А своим-де расскажете, что волки встретились и всех съели. Или разбойники напали — отговорки разнились в зависимости от возраста предлагавшего. Однако сами кавалеристы в ответ сохраняли невозмутимое безмолвие памятников. И такое же подчеркнутое бесстрастие. О них-то, вкупе с неумолимостью приказа, и расшибались как волна о скалу все мольбы, жалобы и вопиюще-наивные предложения.
Неслучайно, наверное, прибегали к оным совсем не многие. От силы, каждый десятый из пассажиров телег. Большинство же детей словно бы смирились со своим не шибко завидным уделом. И оттого промолчали всю дорогу. И вот среди них, этих маленьких молчунов успешно затерялась Аника. Одетая в такие же лохмотья, как и остальные.
Когда впереди показалась группа людей, шедших навстречу со стороны леса, двигавшийся в авангарде всадник выкрикнул «тпру!», первым останавливая своего коня. И вскинул правую руку с раскрытой ладонью. Давая понять тем самым, что намерения его мирные и предельно честные.
Следом остановились и лошади, запряженные в телеги, и весь конвой. Дети залепетали на разные голоса, испуганно переглядываясь. Услышь этот хаотичный хор некий сторонний наблюдатель — он едва ли бы смог разобрать в нем хоть одно слово. Потому что был этот тревожный гомон выражением, скорее, чувств, чем осмысленной речью. Как чириканье птиц.
Между тем участники встречи со стороны Ковена подошли достаточно близко, чтобы можно было их рассмотреть и говорить с ними. Слово взяла одна из четырех ведьм — поседевшая, но все еще стройная, высокая, не сгорбленная и вроде бодрая. Тогда как ее более молодые товарки и десяток рабов молча стояли в ожидании.
— Передайте его величеству мою искреннюю благодарность… и поздравление, — молвила ведьма приятным голосом без намека на старческий дребезг, — наш король показал себя не только милосердным, но и мудрым правителем. И по-настоящему храбрым. Потому что втаптывать в грязь тех, кого и так считают изгоями… под улюлюканье лояльных дураков — на это способен кто угодно. А вот пожертвовать любовью подданных, если того требуют интересы страны… о, это и впрямь требует мужества!
