Анатолий Герасименко - Тотем Человека
Для того чтобы накачивать (мне больше нравится, как говорили в старину: 'дарить'), так вот, для того чтобы дарить, нам надо, пусть на малое время, ощутить к партнеру горячую любовь и обожание. Это легко, особенно если учесть, что кошки обычно дарят тем, кто им близок — родителям, детям, супругам. Впрочем, способности у всех хинко разные. Считанные кошки могут повысить удачу партнера надежно, быстро и надолго. Например, такими способностями обладает Дина. Я или, скажем, Черный по сравнению с ней — как карманные фонарики рядом с маяком. И все же, в каждом из нас горит священный дар кошачьего Тотема. Нам никто не завидует, потому что мы можем только накачивать других людей, а сами себя — нет. Я слышал, что это связано с законом сохранения энергии. Возможно.
Как это происходит?
Секс — самый простой способ сделать накачку в несколько раз эффективнее. Просто прижаться к человеку — тоже неплохой вариант. Некоторые кошки читают про себя что-то вроде молитвы, некоторые занимаются аутотренингом, но все без исключения знают: главное — чтобы соприкасались тела. Значит, сейчас моя жена обнимала Черного и думала о нем, как о земном божестве. А может, он ее трахал, а она думала о нем, как о земном божестве. Или они просто держались за руки, а она…
— Прекрати, — сказал Боб. — У тебя все на лице написано.
Я сделал вид, что улыбаюсь.
— Ну-ну, — сказал Боб.
Я решил заслониться от него кружкой. Заодно отхлебнул. Пиво было холодное, но невкусное. Черный никогда не разбирался в пиве, для него разливное пльзенское из чешского бара ничем не отличалось от отечественного солодового напитка в пластиковой баклаге. Собственно, как раз такую баклагу я и нашел у него в холодильнике. Ну… в два раза лучше, чем ничего. Я сделал еще глоток и непринужденно спросил:
— Боб, а у тебя на работе что-нибудь интересное было в последнее время?
Боб подумал.
— Да нет, — сказал он. — Что у меня может быть интересного… Вызывают, приезжаем — там опять какой-нибудь придурок 'спидов' перебрал и буянит. Ну, ему дубинкой по шарам и в машину. Романтика.
— А расследования?
Боб махнул ручищей.
— Ты телевизор-то поменьше смотри. Не видели? Не замечали? Не встречали? Ах, встречали? А где? Не помните? Жаль. Ну, спасибо за обалденную помощь в раскрытии преступления. Родина вас не забудет. Все.
…просто держались за руки, а она, закрыв глаза, думала о нем, как о земном божестве. Накачка — это меньше, чем любовь, но гораздо больше, чем дружба. После накачки все меняется…
— Вот у Сашки — у нее да, интересная работа, — продолжал Боб, глядя на меня с недоверием. — Такая, тля, интересная, что когда-нибудь вдовцом останусь.
— Постучи по дереву, — сказал я.
Боб усмехнулся.
— Стучи, не стучи, все одно. Пули, знаешь, стука не боятся. Пули вообще ничего не боятся, они — дуры…
Мы посмеялись, хотя смеяться не хотелось ни мне, ни ему. Жену Боба звали Александрой. Она часто говорила, что ее родители хотели мальчика, потому и назвали дочь таким именем. Как бы то ни было, Саша выросла девушкой боевой, самостоятельной и выбрала мужскую профессию. Сейчас она носила лейтенантские погоны, а служила в организации, которую называла просто 'Отдел' (с большой буквы, ребята). Чем она там занималась, я точно не знал. Ни Боб, ни Саша об этом не распространялись, а спросить было неловко — хотя, вроде бы, в Академии Саша училась на психолога. В прошлой жизни она была кошкой, как я и Дина. Хинко-псы прекрасно уживаются с кошками-хинко, это всем известно. А вот кошки с кошками…
— Слушай, а как это они все тебе подчинились? — спросил я. — Неужели ты такая важная птица, что, стоит позвонить, все сразу перед тобой расстилаются?
Боб почесал в затылке.
— Никакая не птица, — сказал он. — Друзей умею заводить, вот и все.
Я хмыкнул.
— Тайный дар собачьего Тотема?
— Волчьего Тотема, — серьезно поправил Боб. — И Тотем тут ни при чем. Просто у меня всегда было много друзей.
— И все — менты, — в тон ему откликнулся я.
— Не только, — сказал он печально. — Еще вот кошаки всякие глупые, бесполезные. Вечно пьяные.
Он приставил ладони к голове на манер кошачьих ушей. Потом рассмеялся и, протянув через весь стол руку, хлопнул меня по плечу.
— Найдем, — сказал он. Я кивнул.
Мы по-прежнему сидели на кухне у Черного. Петю-'адидаса' увезли неразговорчивые сотрудники Боба, причем Петя слезно просил его не забирать, обещая всем нам фишки и девочек. После этого прошел, наверное, час или около того. Пиво заканчивалось. Я все ждал, когда же, в конце концов, алкоголь сделает меня мягким и лояльным к судьбе. Честно говоря, я устал. Подлец, которого я считал другом, украл мою жену; я все утро бегал по лестницам; мне наносили удары под дых и подсовывали дерьмовое пиво из холодильника. По-моему, я заслужил если не забытье, то хотя бы легкое опьянение. А оно не приходило. Даже наоборот, с каждым глотком я становился все трезвее и злей. Черный. Сука. Ничего, весь город теперь ищет тебя. Как тебе — против целого города? 'Десяток ментов — это не весь город, — укоризненно сказал голос в голове. — Все-таки ты пьян. И потом, почему ты думаешь, что он еще в Питере?' Я вздрогнул.
— Боб, а вдруг он… они уехали сразу из города? — спросил я.
Боб задумался.
— Может, и так, — сказал он. — Но тогда мы вообще ничего не можем сделать. Только в розыск дать.
— Давай дадим, — сказал я безнадежно. Боб поднялся из-за стола:
— Поехали к тебе. Фотографии найдем. Надо же портреты будет напечатать.
— Listed and wanted, — пробормотал я. — Бред какой-то.
— Пошли-пошли, — сказал Боб. — Хватит бухать.
Я не спешил. Мне никуда не хотелось ехать, а бухать как раз хотелось, и очень сильно. Но надо было оставаться в хорошей форме, потому что вдруг Черного с Диной найдут уже сегодня. Тогда надо будет… вот что надо? 'Морду набить, — услужливо шепнул голос. — Искалечить. Вор'. У меня заболел ушибленный поддых. Я не хотел никого бить, я только мечтал, чтобы все это поскорее закончилось, и Дина бы ко мне вернулась. Тут мысли заканчивались, и начинались мгновенные страшные видения, в которых Дина обнимала Черного, вставала перед ним в мои любимые позы, стонала, мурлыкала — невозможно представить… но это же была Дина, девочка моя единственная, чистая, любимая, которая ни разу за все шесть лет не давала не повода для ревности ни взглядом, ни жестом… Я нацелился отхлебнуть из кружки. Кружка была пуста.
— У меня нет его фотографий, — сказал я. — Нету в моем доме фотографий этого… — комната дернулась перед глазами, и пиво тут было не при чем. Еще никогда не случалось мне кого-либо так ненавидеть. Дерьмо, дерьма кусок, подонок, тварь. Убью. Так бы поступил мой Тотем, так поступлю и я.
