Юлиана Суренова - Город богов
Она быстро оправилась от болезни и вновь была полной сил и энергии. Ее черты лучились истинно девичьей, чувственной красотой. Большие, немного раскосые глаза, окруженные бархатом длинных ресниц, чуть припухлые алые губы, мягкие плавные черты лица — все было исполнено нежности, манило сердце, радовало взгляд, казалось свежим, нетронутым и оттого еще более желанным.
Были мгновения, когда, глядя на свою спутницу по тропе каравана, которой зрелая, повидавшая немало на своем веку женщина старалась помочь, опекая, насколько это было в ее силах, Фейр становилась завидно: она-то и в лучшие свои годы никогда не была настолько красива.
"Этой девочке в жизни было дано не так уж много света и тепла, и, все же, она расцвела прекрасным цветком, словно сама госпожа Айя благосклонна к ней… — искренняя белая зависть в ее глазах смешивалась с грустью. — Она достойна того, чтобы жить в городе. Ее обязательно купят, не в одном, так в другом. И тогда я потеряю свою названную дочку, как лишилась родной…" — Фейр было так больно думать об этом, что всякий раз хотелось бежать прочь, скрыться где-нибудь, в самом черном углу повозки и долго рыдать над потерянным и всем, что еще только предстоит потерять.
— Город… — Рамир мечтательно смотрела вокруг, ее голос дышал предвкушением исполнения самых несбыточных надежд… И, в то же время, к своему немалому удивлению, Фейр разглядела в ее глазах страх.
— Что с тобой, моя дорогая? — она приобняла спутницу за плечи.
Та не сразу ответила. Она не знала, может ли поделиться с кем-то своими опасениями. И если бы вопрос не был задан Фейр, в которой девушка всегда видела родственную душу, приемную мать, то она бы не стала продолжать. А так с ее губ сорвался полный грусти вздох: — Я боюсь, что меня купят.
— Но почему? Ты ведь всегда так мечтала об этом!
— Это все было… раньше. До того, как… — она не договорила, не решилась, но Фейр поняла ее и так.
— Пока судьба не пересекла нашу дорогу с тропой бога солнца? — кто бы мог поверить, что нечто подобное возможно, и не в давние времена легенд, а в нынешней, еще недавно такой обыденной действительности? Женщина качнула головой. Гуд старой женщины коснулась мечтательная улыбка. — Очень, очень немногим из смертных выпадает такая судьба… Ты должна гордится… — "Жаль только, что нас это чудо лишь слегка обдало своим дыханием, раскрывая объятья другим, идущим с нами рядом… — ее душой вновь завладела столь сильная, жгучая зависть, что, казалось, на этот раз она победит разум и сердце, топя сознание своей жертвы в алом море забвенья. — Почему? Почему мы не можем радоваться этому вместе с другими, почему нам не позволяется разделить со своими хозяевами то, что могло бы быть нашей общей судьбой…?"
— Пусть я всего лишь рабыня… — ее спутница заговорила о том, что не решалась произнести в слух Фейр. Ее душе было нужно не только прочувствовать, сложить размышления в неясные очертания внутренних образов, но и произнести все, услышать, получая от внешнего мира отзвук, подобный лесному эху. — Но ведь и мне дано мечтать… — сердце вложило в эту краткую светлую фразу столько боли, что ее бы хватило на долгий поминальный плач. — И хотя этой мечте никогда не будет суждено сбыться, я не откажусь от нее за все сокровища мира… Фейр, ты думаешь о том же, что и я. Это видно по твоим глазам и… я хотела спросить… В то легендарное время, когда господин Шамаш не только правил на небесах, но и спускался на землю, чтобы странствовать по нему в окружении своих смертных спутников… Тогда ведь все люди были равны, правда? Ты рассказывала мне: рабство родилось в холоде снежной пустыне… Скажи, кто мы для Него: такие же создания света и тепла, как и свободные, или нечто черное, низменное, неприкосновенное, лишенное не только собственной судьбы, но и души? Какими нас видит бог?
— Никто из смертных не ответит за небожителя, даже доподлинно зная ответ, — качнула головой женщина. — Нам дано понимать подобных нам, но не богов, отделенных от нас бесконечностью.
— Да, я знаю… — вздохнув, признала Рамир. — Когда господин Шамаш лечил меня… Я осмелилась заглянуть в Его глаза… Всего лишь на миг, но я никогда не забуду того, что в них увидела. Мне показалось, что я маленькая песчинка у подножия священного холма, мгновение на ладони вечности… И все же… — в ее голосе, глазах была такая мольба, иссушавшая жажда получить хоть какой-нибудь ответ, что Фейр просто не смогла промолчать, понимая, что этим молчанием причиняет дорогой ее сердцу душе большую боль, чем та, на которую была способна вся ложь, все болезни и потери мироздания.
— Я ни в чем не уверена, — осторожно взяв девушку за руку, начала она, — но мне кажется, мне хочется верить, что Он видит в нас людей, даже, может быть, жалеет больше, чем караванщиков, видя, как сурова была к нам жизнь… Милая, ты ведь помнишь легенды. Господин Шамаш всегда избирал себе спутников в странствиях по миру, не обращая внимания на то, кем обратила тех судьба. Великий Гамеш умер царем-основателем, героем, полубогом, хотя был рожден всего лишь бедным гончаром. Его отец и дед мастерили кувшины. Эта же доля была уготовлена и ему… Так бы и было, если бы он не решился, оставив все позади, отправиться на поиски иной доли, и не встретил бога Солнца…
— Фейр, Он выбрал наш караван. Это значит, что все мы — избранные?
— Не знаю, Рамир. Может быть. А может и нет, просто сейчас — другое время и люди не в силах путешествовать в одиночку, — она не хотела понапрасну обнадеживать девушку, пробуждать в ней ложные мечтания… — Почему ты спрашиваешь, девочка?
— Это важно, — ее брови-стрелки сошлись на переносице. Глаза Рамир глядели на мир настороженно, и, все же, Фейр никогда раньше не видела это робкое, беззащитное существо таким решительным и твердым.
"Откуда только вдруг взялись эти силы? — женщина смотрела на нее с удивлением. — Неужели мои старые глаза проглядели нечто такое, что почувствовало ее доверчивое сердце?"
— Потому что, — тем временем продолжала та, — если мы — лишь безгласные тени наших хозяев, то единственное, что нам под силу заслужить послушанием — шанс на новое рождение. Но если мы — нечто большее…
— Перерождение — не самое плохое, что может случиться, — Фейр качнула головой, вспоминая, что еще совсем недавно она более всего мечтала как раз об этом. — Прожить все заново, найти счастье, потерянное в этой жизни… — ей бы так хотелось вновь увидеть свою дочь, и пусть она придет в другом обличье, женщина была уверена: ее душа узнает, не позволит пройти мимо.
— Нет, — Рамир резко качнула головой, показывая, что она думает совершенно иначе. — Как ты не понимаешь: кем бы мы ни родились вновь, пусть даже женами Хранителей, нам никогда снова не встретить на своем пути Его! Такое случается лишь раз в вечность!
