Илья Крымов - Цареубийца
— Я думаю, — сказал Стью, протягивая мне кусок мяса, нанизанный на ветку, — что барон ещё поплатится. Он решил заигрывать со знаниями, которые убивают. Единственное, что спасло его от громкой и яркой расправы, это то, что официально содержимого этой шкатулки… ну, то, что как мы можем догадываться, там содержится, не должно существовать. Сколько лет прошло с тех пор, как Хебсбург пал? А сколько сил, денег и времени орден потратил, чтобы уничтожить всех выживших и все спасённые документы? Само то, что после всех тех усилий остатки знаний продолжают существовать, ставит орден в щекотливое положение.
— А орден не любит, когда над ним посмеиваются. Даже если делают это тихо, содрогаясь от осознания собственной невероятной наглости.
— О, да! Не удивлюсь, если очень скоро у его милости барона начнутся проблемы. Например, он потеряет часть владений и лишится благосклонности сюзерена… Доедай скорее, Джек. К утру дороги будут перекрыты солдатами, и рыцари станут шнырять везде, ища тех, кто обокрал…
— Этого не будет, Стью. Если бы у меня украли что-то подобное, я бы, скорее всего, запасся провизией, собрал защитников и запер бы все двери в ожидании подхода карательных войск Красного ордена. Барон будет сидеть и дрожать, а мы преспокойно уберёмся.
— Звучит вполне разумно. Кстати, как всё прошло, без лишних проблем?
— Без. Напоили меня в игорном доме, и лишь подписав расписку, я позволил себе потерять контроль. Неприятно было, что они утащили Молчуна, я даже раздумывал над тем, чтобы убить парочку, а остальных пытать, пока не вернут, но решил, что лучше держаться плана.
— Редкое благоразумие.
— Эти простаки сразу решили, что убьют меня. Назвались настоящими именами, лиц не скрывали. Главарь носил пистоли, не боясь быть четвертованным, представляешь?
— Дункан Волк.
— Что?
— Шайка Дункана Волка, не слышал о такой? Довольно дерзкие и опасные головорезы. О них многие знали, но никто их не видел. Ребята работали грязно, но свидетелей не оставляли.
— Волк? Правда? Это он себя так звал?
— Ну, за глаза его называли Косым но…
Он умолк, мы переглянулись и несколько минут просто ржали.
— Ну… Ох… в общем, довольно серьёзные люди.
— Я убил их. А что с нанимателем?
— С посредником, — поправил он, — в Гнецке я приставил к этому тощему скользкому типу нескольких толковых парней…
— И?
— Когда другие толковые парни нашли их, у одного изо рта торчал арбалетный болт, а у второго были… в общем, пришлось собирать его по всему тупику. Скользкий тип исчез, мы успели только заметить, что его рожа мелькнула на Илистых воротах. Я отправил вдогонку ещё нескольких толковых парней, но приказал им держать дистанцию. Он растворился у Вильгельмова кургана. Бесследно.
— Да, неприятно, — произнёс я. — Опасный человек.
— Я попытался узнать, кто он такой по каналам ордена, но по моему носу болезненно щёлкнули и напомнили, что место пса на цепи и он должен затыкать пасть по команде хозяина.
— Его покровитель должен быть очень крупной шишкой.
— Либо орден размяк и теперь побаивается ввязываться в передряги.
Мы переглянулись.
— Большая шишка.
— Очень большая.
Потушив костёр и оседлав лошадей, мы двинулись по дороге на восток.
В семьсот пятьдесят восьмом году от Дня Ликов между великим герцогством Гольбех и Элезийским королевством началась война из-за спорных территорий на общей границе.
Герцог Эйскиль Ольский, друг Элезийского королевства, которому поручили командование элезийской армией, смог хорошо потеснить войска герцога Атрегора Гольбехского и вынудить его принять решающий бой на берегу реки Рунзеки. У элезийцев было численное превосходство, а также на руку им играло, что Эйскиль Ольский пустил армию в марш-бросок к полю брани и занял выгодную позицию на высоте холма раньше, чем там оказались гольбехцы.
Солдаты нуждались в отдыхе, но его величество король Филипп, взирая на поле боя и медленно строящиеся армии, приказал атаковать немедля. Эйскиль Ольский обратился к королю, говоря, что солдаты ещё слишком вымотаны, и что построение не завершено, на что король решительно возразил: "Я поднимусь на самую вершину, под знамёна, и укажу своему воинству путь! Я воодушевлю их так, что они разорвут гольбехского супостата на клочки!"
Приближённые его величества увидели в глазах короля лихорадочный блеск и поняли, что королём Филиппом овладел приступ безумия, один из тех, что терзали его несчастный разум на протяжении всей жизни. В такие минуты монарх был совершенно неуправляем и способен на любую жестокость, на любую глупость, в такие минуты никто рядом не мог не бояться за сохранность своей жизни.
Ольскому пришлось подчиниться, и началась кровопролитная битва, в которой несмотря на великие полководческие таланты герцога, измотанные элезийцы потерпели поражение. Когда пелена кровавого безумия рассеялась, от пятнадцати тысяч пехотинцев осталось меньше четверти да горстка рыцарей на измученных конях. Они были деморализованы, изранены, окончательно лишены сил, в то время как восьмитысячное войско Гольбеха перестраивалось для нанесения решающего удара.
Король был в бешенстве. Он размахивал мечом и кричал оскорбления своим солдатам, обвиняя их в трусости и предательстве. Он требовал немедленно отправить выживших в атаку дабы они кровью могли искупить свои грехи, иначе же он, король Филипп, прикажет чинить расправу над их семьями.
Пока безумный король бесновался, в его ставку незаметно проник человек, один из фламспиттеров, нанятых для битвы на стороне Элезии. Он весь был перепачкан в крови и шёл, шатаясь от усталости, неся на спине чёрный мушкет. Фламспиттер был довольно высок и широкоплеч, его волосы имели невзрачный серый цвет, будто мышиная шерсть, левый глаз закрывало бельмо, а всю левую половину головы покрывал уродливый застарелый ожог.
Наёмник шёл бесшумно как живая тень, и никто не замечал этого, пока он не проскользнул между телохранителями короля и не встал перед королевским конём. Безумный Филипп заметил фламспиттера не сразу, а когда всё-таки заметил, то гневно спросил его, кто он такой? Вместо ответа наёмник вынул из кобуры пистоль и отправил королевскую корону в полёт вместе с изрядной частью королевского чела. Испуганный конь сбросил королевский труп на землю, и фламспиттер долго стоял над ним, пока мушкетёры ни попытались схватить его. Эйскиль Ольский остановил их и велел цареубийце идти прочь.
После смерти Филиппа, герцог Ольский отдал приказ трубить отступление и повёл остатки разбитого воинства обратно. Три с половиной тысячи жизней были спасены, а границы Элезии стали навсегда закрыты для Меченого Джека.
