Светлана Крушина - Путь Богини Мудрой
— А что тогда будет? — с любопытством спросила Лионетта. — Ни разу не видела, как ты злишься.
— Тогда будет страшно, — пообещал Лионель, приподнимаясь на локтях. — Я ведь очень сильный маг, знаешь ты об этом? Очень опасный!
— Я знаю, что ты очень большой задавака! — расхохоталась девушка.
— Ах так! — в притворном гневе он быстро наклонился к ней, но не удержал равновесия, и оба кувырком полетели в траву. Спустя мгновение Лионетта поняла, что лежит на спине, а перед самым ее лицом смеются черные глаза юноши. Волосы его растрепались, прядями лежали на бледном лбу, щекотали ей губы. Никогда он еще не был так близко, Лионетта даже чувствовала сквозь одежду тепло его худого тела. Обмирая от собственной храбрости, она закинула руки ему за шею, и…
Он засмеялся и гибко откинулся назад, вынуждая ее разорвать объятия. Упал на спину в траву рядом с ней.
— Ох и попадет тебе от матушки Аманды за платье! Посмотри, оно все в травяном соке…
— Ну и пусть, — Лионетта досадливо закусила губу. Ей снова хотелось плакать, а отчего — она и сама не знала.
— Погоди, — Лионель извернулся, быстро поднялся на колени. Протянул к ней руки. — Сейчас я все почищу. Будет как новое.
— Не надо! — торопливо возразила она. — Тебе ведь сейчас нельзя напрасно тратить силы…
Он вдруг стал серьезным, почти печальным. Исподлобья взглянул на нее, откинул с лица волосы. Что-то мелькнуло в его темных глазах, чего Лионетта не поняла.
— Меня от этой силы просто распирает… с одного маленького заклинания не убудет.
— Ну… давай тогда.
На всякий случай Лионетта зажмурилась. Ей до сих пор становилось немного не по себе, когда при ней Лионель прибегал к дару. А теперь чары и вовсе были направлены на нее. Точнее, на ее платье…
Она не почувствовала абсолютно ничего. Только услышала, как Лионель вполголоса пробормотал несколько непонятных слов, а потом вдруг фыркнул от смеха.
— Можешь открывать глаза, трусиха!
* * *Когда после смерти мастера Германа и его жены Лионетта начала ходить в храм, на нее смотрели косо и послушники, и храмовники. Они не любили, когда в их владения вторгались посторонние, тем более — мирские. Одно дело, когда люди приходили в храм помолиться, и другое — когда по внутренним покоям шаталась девчонка, которая едва арифметику-то знала. Многие открыто выражали недовольство, жаловались гильдмастеру — только он своей волей мог прекратить это безобразие, прогнать дерзкую девчонку из святая святых Богини. Но старый маг, понаблюдав немного за детьми, сказал — пусть. Вреда от девочки нет, а для мальчика она — как сестра.
В самое короткое время Лионетта сумела очаровать почти всех поголовно суровых храмовников. Не говоря уже о послушниках. Когда было нужно, она умела сдерживать свой капризный и порывистый нрав. Умела становиться незаметной. Мастер Риатт верно подметил, что рядом с Лионелем его неуемная дочка притихает. Она могла часами молча сидеть рядом с другом в его келейке, пока тот погружался в дебри мудреных фолиантов. (случалось иногда, что она так и засыпала, уткнувшись носом в его тощую подушку). С разрешения гильдмастера Лионетту допускали даже в лабораторию и библиотеку — при условии, что она никому не будет мешать. И она послушно держалась поближе к Лионелю и никогда не путалась под руками у магов (а маги очень не любили, когда кто-то путался у них под руками, особенно когда они творили чары). Видя, с какой охотой и смирением она помогает Лионелю раскладывать травы и расставлять пузырьки с минералами и другими ингредиентами, многие ученики стали обращаться к ней за помощью. И Лионетта с очаровательной улыбкой откликалась на просьбы. Некоторые наставники даже шутя предлагали ей поступить в храм ученицей. Лионетта только хохотала и думала про себя, что умрет от скуки, если ей придется просидеть всю жизнь среди пыльных фолиантов.
Иногда она ловила себя на мысли, что ревнует Лионеля к книгам… и к Богине. В самом деле, за пюпитром он проводил гораздо больше времени, чем со своей верной подругой. Но что с этим можно было поделать? Только смириться.
И Лионетта почти смирилась.
Родителям не нравилось, что она через день бегает в храм. "Не дело это", — ворчал мастер Риатт, но Лионетта делала вид, что к ней его слова не относятся. Госпожа Аманда время от времени подступала к ней с мягкими укорами, но и это не помогало. Про себя Лионетта твердо решила, что оставит Лионеля, если только он сам ее прогонит. И никак иначе.
* * *— Через три дня посвящение, — сказал Лионель. Он снова лежал на спине, на любимом плоском камне, раскинув в стороны руки и согнув ноги. Серое реденькое сукно обтягивало его острые колени. Волосы он распустил, и они черной тучей разлетелись по белому камню. Лионетта, лежа рядом на животе, накручивала на палец одну из шелковистых прядей. У нее волосы были совсем не такие мягкие, как у Лионеля, и она об этом всегда жалела. Ей было даже немного завидно.
— Ты боишься? — спросила она.
— Не-а.
— Ни капельки?
— Чего мне бояться, глупенькая? Все и без посвящения знают, на что я способен. Или думают, что знают…
— Нэль, — озабоченно сказала Лионетта. — В последнее время ты стал ужасным хвастунишкой. Смотри, как бы не зазнаться!
— Я не хвастаюсь, — очень серьезно отозвался Лионель. — К сожалению, нет…
— Почему "к сожалению"? — удивилась она.
Он вздохнул и перевернулся на бок. Подпер голову рукой, взглянул печально из-под ресниц.
— Иногда я начинаю желать, чтобы мои возможности были поскромнее…
— Почему? Я не понимаю…
— Потому что, чем мощнее поток, тем сложнее с ним совладать…
Лионетта смотрела озадаченно, и он вдруг улыбнулся и щелкнул ее по носу.
— Не бери в голову.
— Так значит, все-таки ты чего-то боишься?
— Нет, сестренка, нет. Все хорошо.
* * *Последние три дня прошли в посте и молитве. Лионель соскользнул в особое состояние сознания, когда реальность неуловимо менялась, обретая остроту и пронзительную прозрачность. Впервые он испытал это состояние в детстве, вовсе того не желая — крайнее напряжение нервов в часы его первого бдения перед ликом Богини сделали свое дело. После он, как и остальные ученики, неоднократно входил в измененную реальность усилием разума. Это была необходимая часть магической практики. Обычно погружение в это состояние и пребывание в нем давалось Лионелю тяжело, он очень уставал и долго восстанавливал силы. Но в этот раз он испытал почти физическое наслаждение. Ему было хорошо, легко и солнечно. Даже возвращаться не хотелось. Словно сама Богиня меня поцеловала, — подумалось ему.
