Свят Заставный - Книга Чужаков (СИ)
Беглец осторожно и с опаской осмотрелся. Прищурившись, он опасливо сделал шаг к раскуроченному склепу, из которого исходило странное сияние.
Ему стало не по себе. Слишком странно и пугающе это все выглядело. А вдруг в склепе что-то куда страшнее наемников? Хм…. В любом случае, — что бы там ни было, судя по всему, именно оно спасло ему жизнь, а значит стоит взглянуть.
Открыв, чудом устоявшую, дверь, что карикатурно держалась на петлях лишенного большей части стен, склепа, он закашлялся. От пыли хлынувшей на него градом, защипало в глазах. Склеп был довольно большим и невероятно старым. Здесь парили тучи пыли, вырвавшейся на свободу, будто прогулялся мелкий ураган, подняв в воздух все, нетронутое столетиями.
А еще сквозь эту пыль, на том месте, где должен был лежать обладатель усыпальницы, проглядывалось уже совсем слабое, стремительно затухающее свечение.
— Эх…. Была, не была! — Обреченно выдохнул парень и сделал последний шаг.
Подойдя впритык, он наконец-то увидел, что его спасло и сказать, что он был удивлен — не сказать ничего.
На алтаре усыпальницы, поверх праха хозяина покоев, лежало бессознательное тело абсолютно нагого юноши. Именно его кожа испускала дивные клубы окончательно пропавшего света, а теперь освещенного лишь луной на небосводе.
— Что б мне… — пискнул беглец, внимательно изучая парня.
Его волосы, брови и даже ресницы были безупречно белого цвета. Не седые, не серебряные, а такой чистой белоснежной краски, что даже казалось светились в ночной тьме.
Худой, не слишком высокий, с множеством шрамов на груди, образующих ужасающее пятно рваной плоти от ключиц и аж до середины живота. Молодое лицо казалось слегка угловатым из-за ярко выраженных скул и четко обозначенных углов челюсти. Тонкие бескровные губы, немного конопатый и такой же тонкий нос под волевым лбом с короткими дугами бровей.
— Оз! Оз! Господин, Оз! — Вдруг послышалось неподалеку
К склепу подбежал еще один человек. Высокий мужчина среднего возраста, одетый в удобный кожаный костюм, наподобие тех, что носили наемники, однако более утонченного покроя.
— Асперо! — радостно приобнял его бывший беглец. — Хвала небесам, ты жив!
— Господин, вы целы? Я уж перепугался… — внимательно проштудировал юношу, названный Асперо. — Хм… Кто это? — Насторожился он, пряча за собой господина.
— Все в порядке! А это, — парень кивнул на неизвестного. — По-видимому, — тот кому я теперь обязан жизнью.
Мужчина еще больше нахмурился, оглядывая обморочного паренька.
— Вы ничего не путаете? — Переспросил он, посмотрев на незнакомца.
Во время осмотра, глаза его будто пускали мелкие разряды синеющих молний по глазному яблоку.
— Нет. — Ответил Оз, уже снимая свой плащ и накрывая им парня. — Помоги мне! Нужно забрать его отсюда!
* * *Боль.
Первым, что ворвалось в мое сознание, была боль.
Болело все. Словно нервные рецепторы появились не только у клеток, а даже у органелл. Но с каждым мигом боль утихала. Несколько раз я пытался открыть глаза. Тщетно. Веки казались непомерно тяжелыми.
Я слышал звуки вокруг. Искаженные и обрывистые, но слышал ушами и это радовало мое истощенное существо.
Не знаю, сколько все это продолжалось. Немного похожее состояние, когда выходишь из комы. Мышечная дегенерация от долгого времени без движения, пролежни, невероятная усталость от чрезмерно функционирующего организма, что долгое время находился в состоянии минимального потребления энергии.
Вроде, терял сознание, проваливаясь в успокаивающую дрёму. Неимоверное количество раз. Казалось, меня переносили и перекладывали. В тот момент меня это не волновало. Истощение было столь велико, что мне страшно было даже предположить, сколько времени я провел в коме.
Ведь вероятнее всего это была кома. Хотя в памяти еще и оставались ошметки странных и страшных воспоминаний. И они меня откровенно пугали. Особенно тем, что они были частичны.
Эйдетик не знает понятия «забыл». Это и дар и проклятие одновременно. Сейчас же я помнил, но очень отрывисто. И, честно говоря, я этому даже рад. Иначе подозрения о сумасшествии имели бы весьма прочную основу.
Время от времени случались галлюцинации. Мне виделось ярко-фиолетовое небо размытое ядовито-розовыми пятнами облаков. Из всех глюков именно этот мне запомнился ярче всего. Остальное напоминало сущую ерунду. Разнообразные существа, больше похожие на обитателей бестиария, дивные приспособления извергающие заковыристые пары и молнии, что тут же формировались в причудливые знаки-фигуры самых разных оттенков и цветов, зависая в воздухе без каких либо весомых причин.
Так же не раз приходилось слышать столь зубодробительные звуки, что даже удивлялся обширности своей фантазии. Все-таки зря в свое время изучал «мертвые» языки. Там было много подобной ахинеи.
Я отчаянно пытался ухватится за жидкие, ускользающие сквозь пальцы, осколки бодрости в надежде восстановить гомеостаз организма. Видимо, отрава с поезда меня серьезно подкосила.
Вот же Власов будет ржать. Опять меня вытолкали из небытия пинками.
Сдался лишь, когда понял, что мне надоело биться в судорогах, как рыба на мелководье. Выныривать в реальность ради того чтобы созерцать галюны никак не прельщало.
Поэтому решил, — очнусь тогда, когда организм прекратит выпендриваться, а метаболизм поставит все на свои места. В этом мне, конечно, должны помочь. Очевидно, так оно и будет, иначе я бы давно окочурился, а не страдал пост-коматозным психозом.
На том и решили. Отдыхаем! И я целиком и полностью отдался сладкому миру грёз…
Мне снилось… Да черти что мне снилось! Надежды на сладкий сон рухнули в единый миг, не оставив права на контрибуцию.
Сколько бы не спал, — снились кошмары. Ну, в психо-физическом плане. Сложно сказать, что молочно-макаронное щупальце в окне поезда вызывало во мне благоговейный ужас. Да и тьма с редкими вспышками плазматических разрядов как-то не сильно влияла на мою детскую психику, не говоря уж о весьма одиозном гуманоиде.
Но организм помнил боль, которую якобы причинило все вышеупомянутое. Помнил и страшился ее, вовсю используя инстинкт самосохранения и вызывая чересчур бурные эмоции. Лучше страдать бессонницей, чем блуждать в казематах собственных страхов.
Страх перед болью… Именно он порождает в людях большинство их недостатков. Предательство, извращения, ненасытность, гордыню, жестокость….
Все это происки фобий перед болью. И в большинстве случаев страшатся боли не физической. Телесные страдания куда меньше ужасают обывателей, хоть и большинство из них этого даже не осознает. Те же мазохисты. Боль физическая служит для них самым мощным психологическим барьером перед болью моральной. И это лишь один из многих и многих примеров отдающих людей в руки страха…
