Елена Первушина - Стёртые буквы
Дарисса испуганно прижимает пальцы к губам.
— Но… — негромко произносит она, — но… если он публично объявил такое… Надо быть или очень бесчестным человеком… или очень мужественным.
— Бесчестным или трусливым Кервальса здесь никто не осмелится назвать, — осторожно говорит Тамо. — Но боюсь, все проще и менее возвышенно. Если у вас есть юная и украшенная всеми женскими прелестями супруга, то чтобы угодить ей, и не в таком сознаешься. Вы уж простите, госпожа, — он учтиво кланяется Дариссе, — но вы сами знаете, сколь сильна может быть женская воля, как благая, так и злая…
— Да, кстати, а что же госпожа Граннор и ее родня? — любопытствует Ксанта. — Они должны были поднять большой шум. Могли бы даже судебного поединка потребовать.
— Не берусь точно сказать, но по-моему, они промолчали, — отвечает Тамо, качая головой. — Сам не знаю, почему. Возможно, тогда госпожа Ликорис тут и вправду не при чем, а Керви действительно не является законным наследником. Возможно, возможно… В конце концов, не мне судить. Так или иначе, а завтра наследником торжественно провозгласят юного Лаха, и вы будете освящать это событие своим присутствием. Чему я собственно и обязан удовольствием вас видеть. Вот такая получилась история.
— Что ж, бывает… — Ксанта вытирает губы и руки платком и удовлетворенно похлопывает себя по животу. — Спасибо, добрый Керви. Если бы ты вел себя покуртуазнее, не видать бы мне этой поездки, как своих ушей.
Дарисса укоризненно смотрит на нее.
— По-моему, это грустная история, — говорит она со вздохом. — Но видимо, господин Кервальс прав. Молодой человек действительно неповинен в том, что свершилось до его рождения, но наследование должно совершаться по кровному родству — это совершенно ясно. Да и кроме того, хозяин замка должен быть добр к своим людям и стараться не враждовать с соседями. Иначе не жди добра.
— Ты, как всегда, прозорлива, милая, — соглашается Ксанта.
4
Когда они встали из-за стола, Дарисса едва держалась на ногах от усталости и все же чувствовала странное возбуждение. Прежде ей не приходилось уезжать из Кларетты, а жизнь в Храме была размеренной и спокойной.
Стоило же отъехать на полдня от Кларетты, и уже столько произошло. То есть, честно говоря, с ней самой еще не произошло ничего необычного, но она внезапно оказалась в самой гуще клубка человеческих судеб. Благородный отец, недостойный сын, страшная тайна, внезапное разоблачение — все это было так ошеломляюще. И все же ее глаза слипа-4 лись. Завтра ей предстоит исполнить свою роль в драме, которая разыгрывается в этих мрачных стенах, а для этого просто необходимо выспаться.
К счастью, вскоре подошел слуга, присланный, чтобы проводить жриц в назначенные им покои. Посланником оказался тот самый мальчишка, которому сегодня влетело от Керви Битого, Проклятого и Злобного. Когда они поднимались по темной лестнице, сердобольная Дарисса сунула мальчику монетку и прошептала:
— Бедное дитя, твой господин наверно часто бывает жесток… Она даже попыталась пригладить растрепанные вихры, но мальчишка внезапно отпрянул и ощерился, как волчонок.
— Вы господина Керви не трогайте! — процедил он сквозь зубы. Такого второго, как он поискать. Что вы лезете не в свое дело?
— Но… я же видела…
— Что вы там себе видели? Говорю же — не ваше дело!
— Боги благословят тебя, милое дитя, за то, что у тебя такое доброе сердце, — бормочет ошарашенная Дарисса.
Они миновали круглую площадку, на которую выходила одна-единственная невысокая дверь, и пошли дальше по лестнице.
Никогда прежде в замке не было такого наплыва гостей, и большинство жрецов разместили в галереях замка, разделенных коврами и ширмами на отдельные кабинеты. Но Дариссе (и Ксанте за компанию) и здесь повезло — им досталась отдельная комната, возможно, из бывших покоев самой Граннор. Здесь есть очаг (тоже с вытяжкой), широкое кресло с тяжелым балдахином, широкая, но довольно жесткая кровать, маленький, покрытый резьбой шкафчик у дальней стены. Дарисса попыталась вытащить хотя бы один из трех ящиков шкафчика, но почему-то ей это не удалось. Впрочем, она слишком устала, чтобы раздумывать над этим.
И только скинув одежду и нырнув под разноцветные покрывала, Дарисса вдруг осознает, что в комнате она одна. Ксанта куда-то подевалась.
Сон, разумеется, тут же как рукой сняло. В первый момент Дарисса хотела вскочить и отправиться на поиски, но представив, что придется снова одеваться, блуждать по темным коридорам замка, приставать с расспросами к незнакомым людям, она поняла, что для этого у нее нет ни сил, ни решимости. Ей остается только беспокойно вертеться в постели, прислушиваясь к непривычным шумам засыпающего замка.
Окно в комнате закрыто только деревянными ставнями, и сквозь них пробиваются косые красные лучи заходящего солнца. Постепенно они меркнут, и до слуха Дариссы долетают протяжные гортанные крики — кажется, это дикие гуси летят ночевать на озера. Внутри замка человеческие звуки: шум шагов, скрип дверей, хлопанье перин, стук сундуков, втаскиваемых по лестницам в комнаты жрецов, лай собак во дворе, — постепенно затихают, на смену им приходят звуки ночи: где-то сыплется со стены песок, где-то капает с потолка вода, где-то ветер дует в щель между ставнями, как в охотничий рожок. Под сводами галерей попискивают пробудившиеся летучие мыши. Комната теперь освещена только отблесками гаснущего огня, и Дариссе по-настоящему страшно. Только сейчас она осознает, как далеко она от привычной жизни, от людей, которых хорошо знает и которые готовы о ней позаботиться. Спору нет, здесь к ней относятся со всем уважением и в то же время ждут от нее благословения. А она вовсе не уверена в том, как следует поступить. Там, на кухне, вся история казалась яснее ясного, но теперь… Объявлять наследником десятилетнего мальчишку в обход старшего брата? В городе, в Храме, богиня могла бы подсказать ответ, но здесь она молчит. Значит, следует поступить так, как решил господин Кервальс? В конце концов, он человек мудрый и опытный, и ему виднее, кто из сыновей больше заслуживает доверия. Но если этот злой и необузданный Керви — действительно дитя злого духа, не захочет ли он проучить всех тех, кто отказывает ему в наследстве?
Дарисса стала жрицей Великой богини потому, что ее отец богат и знатен. Спроси ее кто два дня назад, довольна ли она своей судьбой, она без колебаний ответила бы, что да. В Храме с ней обращались с не меньшей заботой и любовью, чем дома. Просто из своих девичьих покоев она переехала в другие, более обширные и богато украшенные. Любое ее желание обычно исполнялось; хотя Дарисса и в детстве была на диво спокойным, некапризным ребенком, да и сейчас не слишком привередлива. Она искренне любила свою богиню, хотя ни разу не слышала ее голоса, не ощущала ее присутствия. У богини наверняка много других важных дел, ей незачем беспокоить свою маленькую Дариссу, которая и без того счастлива. Впрочем, Дарисса никогда не сомневалась, что и богиня ее любит. Она ведь была хорошей девочкой, а потому еще никогда не встречала человека, который бы ее не любил. Правда, жрецы других Beликих богов говорят, что когда-нибудь Дариссе придется стать хозяйкой всей Кларетты, но ведь каждая женщина когда-нибудь становится Той, кто месит Хлеб, — хозяйкой дома. Когда это произойдет, богиня даст ей мужа — Того, кто делит Хлеб, который всегда поможет и советом, и делом. Однако сейчас от нее, кажется, ждут каких-то решений, а посоветоваться не с кем.
