Ирина Шевченко - И придет волчица
- А я?
- А ты - это ты. Настоящая, живая, - ласковые пальцы пробегают по щекам, стирая соленую влагу. - И плачешь по настоящему, хоть это всего лишь сон. Последний наш сон, малыш.
- Последний?!
- Да. Я уже рассказал тебе все, что должен был. А этот... Эту встречу я планировал на тот случай, если тебе понадобится моя помощь или совет. Если когда-нибудь тебе будет плохо, и ты не будешь знать, что делать. Только я и не предполагал, что тебе будет так плохо.
- Папа...
Прижимаюсь к широкой груди. Крепко-крепко. Обнимаю за шею. Он такой реальный - от тела исходит тепло, легкое дыхание шевелит мои волосы, а рубашка пахнет хвоей. И руки, такие сильные и нежные, такие родные.
- Поговори со мной, солнышко. Расскажи. Пусть меня уже нет, но может быть в моей памяти ты отыщешь ответы на свои вопросы.
- Я... не знаю... Это так тяжело объяснить словами. Да и зачем? Ты ведь все знаешь, правда?
- Знаю. Моя память, твоя память - сейчас они почти неотделимы. И твоя боль так похожа на мою. Словно моя судьба перешла к тебе по наследству.
- Не говори так. Это не твоя судьба - моя. Моя глупость. Мои ошибки. Если бы я поверила ему, он не ушел бы. Если бы я сдержала свое обещание и отыскала того колдуна, он никому бы уже не мог причинить зла. Это моя вина и моя судьба. И я действительно не знаю, что мне делать теперь, хоть сегодня и... Это был ты? Ты вложил мне в голову все эти странные мысли?
- Нет, - с улыбкой качает он головой, и светлая челка падает на лоб. Какой же он красивый, как древний бог. Как дракон. - Нет. Это не я. Это ты сама, твоя драконья половинка.
- Драконья половинка?
- Да. Ты ведь необычная девочка у меня, малыш. Наполовину - человечек, глупенький и растерянный. А на вторую - дракон, мудрый и сильный. И этот мудрый дракон всегда будет приходить на помощь глупенькому человечку.
- Где он был, это мудрый дракон, когда глупый человечек ломал свою жизнь? - вздыхаю я.
Молчим. Белое облако вокруг нас сгущается, наползает на ноги, пушистою ватой кутает плечи.
- Пойдем со мной, - говорит до боли реальное воспоминание о том, кого давно уже нет. - Пойдем, я покажу тебе...
Рассеивается туман, растворяется, втягивается в цветные стены, уползает под пол.
- Красиво, правда?
Просторная светлая комната. Два огромных окна плавают в зыбкой лазури невесомых занавесок. Потолок - голубое небо с белыми барашками облачков. Пол - мягкий ковер золотисто-песочного цвета. И на стенах разлито безбрежное море.
- Это должна была быть твоя спальня. Здесь поставили бы кроватку в виде маленького кораблика с пологом-парусом. Тут - сундук для игрушек. Огромный пиратский сундук.
- Откуда ты знал? - снова набегают на глаза слезы. - Про море?
- Я не знал. Это она, твоя мама. Я сердился тогда, но она ничего не хотела слушать - как только ей становилось лучше, шла сюда. Смешивала краски, взбиралась на стремянку и расписывала потолок, потом стены. Первый ковер, который заказали по каталогу, отправила назад в магазин. Сказала, цвет не естественный, не похож на настоящий песок.
- Но ты ведь мог...
- Мог. Но она так не хотела. Никакой магии. Все по-настоящему. Хлопоты, заботы. Запах краски. Бесконечные коробки и пакеты... А вторую комнату так и не закончила. Просто не знала, какой она должна быть. Или знала, что в ней уже некому будет жить. Она ведь не была волшебницей или провидицей, но отчего-то всегда тонко чувствовала мир вокруг, предугадывала все наперед. И что случится с ней, она знала. Еще с самого начала, еще тогда, когда я сам был уверен, что все у нас будет хорошо. И меня... Прости меня, малыш, я виноват перед тобой. Не послушал ее и бросил тебя. А ведь она просила. Даже не понимала, что я собираюсь сделать, но просила этого не делать. Говорила, так будет лишь хуже. А я...
Он с удивлением проводит пальцами по лицу и долго смотрит на оставшиеся на них блестящие капли.
- Вот видишь, как? Я не думал, что так бывает. Меня ведь нет. Только память, воспоминания и знания, которыми я хотел с тобой поделиться. Я думал, что оставлю тебе лишь это. А свою боль заберу с собою.
- Папочка!
Какие же мы с тобой оба...
- Не надо, маленькая, не надо. Для меня это уже ничего не значит, а тебе не нужны лишние слезы. Ничего ведь уже не изменишь, правда? Тебе нужно думать о будущем. Да, солнышко?
- А оно будет?
Белое облако снова прячет от заплаканных глаз комнату-море, в которой никто и никогда уже не поставит кораблик-кроватку и сундук с детскими сокровищами.
- Будет, малыш. Все у тебя еще будет, поверь. Ты ведь мой маленький дракончик, умненький и сильный...
- А ты был большим драконом. Разве это спасло тебя, когда ее не стало?
И опять его крепкие руки прижимают меня к груди, стирают с лица слезы. И так не хочется думать, что это всего лишь сон. Да еще и последний.
- Ты многого не знаешь, - тихо шепчет мне на ухо его память. - Не знаешь, как я виноват перед тобой, перед твоей мамой. Я должен был остаться с тобой, она просила об этом, просила не делать глупостей. Как я сейчас тебя об этом прошу... Но я так не хотел ее отпускать.
- О чем ты?
- Ты ведь знаешь, что такое "разделенное сердце"? Одно сердце на двоих?
Всхлипываю, и короткий стон мимо воли срывается с губ вместо ответа. Я знаю.
- Это старая сказка, малыш. Красивая и грустная. Наверное, единственная Сказка, повторившаяся хотя бы раз в каждом из сопредельных Миров. Кроме одного. В Мире Драконов никогда не было такой сказки. Ни один дракон не умер оттого, что лишился своей половинки...
- Но...
- Не перебивай меня, пожалуйста. Просто слушай. Ни один дракон за все тысячелетия существования нашего народа никогда и никого не любил так сильно, чтоб лишится жизни, лишившись объекта своей любви. Мы просто не умеем так любить. Это - часть нашей природы, неотъемлемая часть знаменитого драконьего иммунитета. Мы живем настолько долго, что хоронить знакомых и терять любимых уже входит в привычку. Да, это тяжело, это больно, но ни один из нас не умирал от подобных потерь. Мне было немало лет, малыш. Да что уж там, мне было немало веков. Я простился за это время с таким количеством друзей и возлюбленных, что их хватило бы на то, чтобы заселить целую планету. Это оставляло шрамы на сердце, но каждый раз, когда такой шрам затягивался и грубел, сердце становилось все более и более нечувствительным к такого рода потерям и однажды оно совсем, наверное, превратилось бы в сплошной, твердый как камень рубец. Это было бы правильно. Мы, драконы, все таковы. Мы - цельные. Мы не делим свои души напополам. Мы...
