Олег Авраменко - Грани Нижнего мира
И тогда из-за кареты вышел их вожак, Ангус МакГрегор. Одной рукой он прижимал к себе бесчувственную Беатрису, а в другой держал кинжал, приставив его остриё к шее девушки.
— Ты достойный противник, Марк фон Гаршвиц, — сказал вожак. — Я уважаю тебя за это. Но сейчас ты должен сдаться, иначе я убью твою сестру. Я так и сделаю, не сомневайся, она нам не нужна. А если ты и дальше будешь упорствовать, то убью и младшую. Пойми, что твоё сопротивление бесполезно.
«Значит, им нужен я», — понял Марк. Это ещё больше испугало его и одновременно вызвало чувство облегчения: у него появилась надежда, что сестёр просто убьют, не заставив их долго страдать. И лучше пусть они умрут в беспамятстве, так и не поняв, что с ними происходит.
«Прости меня, Беа, — мелькнуло в голове у Марка. — И прощай, милая...»
Он сотворил слабенькое, но очень хитрое заклинание. Правая рука МакГрегора дрогнула, и острое лезвие едва не вонзилось в горло Беатрисы. Лишь в последний момент предводитель разбойников спохватился и рывком отшвырнул кинжал.
— Ага! — сказал он. — Ты хочешь, чтобы она умерла? Ладненько! Тогда я предложу тебе кое-что другое. То, что, по твоему разумению, будет для неё хуже смерти.
Он положил Беатрису на землю, задрал её платье и юбки и подозвал своего помощника — долговязого чернокожего мужчину с обезображенным оспинами лицом. Тот, глядя с противной ухмылкой на обнажённые бёдра девушки, стал медленно расстёгивать свои брюки.
Марк до крови закусил губу и громко застонал от ярости и бессилия. Он понял, что против этой затеи МакГрегора не сможет ничего предпринять. И то, что он сделал в следующую секунду, было продиктовано не трезвым расчётом, а отчаянием и безысходностью. Не в силах вынести мысли о грядущем надругательстве над любимой сестрой, Марк обрушил на себя самое смертельное заклинание из всех, на которые был способен после четырёх лет обучения в торнинской школе. И уже падая наземь, он остатками своего меркнущего сознания запоздало сообразил, что этим поступком всё равно не спасёт сестёр от надругательства...
МакГрегор чертыхнулся и бросился к Марку. Следом за ним, на ходу застёгивая ширинку, побежал его чернокожий помощник. Они склонились над телом Марка и осторожно перевернули его на спину. Лицо парня было бледным, без кровинки, и застывшим, словно маска; остекленевшие глаза глядели в пустоту.
— Он жив, Чинуа? — спросил МакГрегор у негра, который, очевидно, был среди разбойников авторитетом по медицинской части.
— Жив, жив, — ответил Чинуа, воспользовавшись колдовским зрением. — Заклинание было довольно мощным, но в последний момент у мальчишки рефлекторно сработали все механизмы самозащиты. В этой школе совсем неплохо учат. Будь у меня дети, я бы непременно постарался устроить их туда.
— Так что же с ним? — нетерпеливо произнёс МакГрегор.
— Глубокая кома, вызванная сильным болевым шоком. Насколько я могу судить, никакие жизненно важные органы не повреждены.
— Когда он придёт в норму?
— Кто знает. Может, и через несколько часов. Но скорее всего ещё недельку проваляется в полной отключке — у него предельно истощена нервная система.
МакГрегор задумчиво хмыкнул.
— Ну, тогда всё в порядке. Все равно в ближайшие дни я буду слишком занят.
Чинуа отвлёкся от Марка и внимательно посмотрел на своего предводителя:
— Что, положил глаз на паренька? Теперь понятно, почему ты так хотел взять его живым. Гм. А он и правда смазлив — почти как девчонка. Редкий пидор не покусится на такого красавчика...
— Закрой рот! — резко приказал ему МакГрегор. — Займись лучше делом — наложи на мальчишку заклятие и неси его в карету. А свои догадки на его счёт держи при себе.
— Ладно, ладно, — ухмыльнулся Чинуа, нисколько не испугавшись его гневного тона. — Твои вкусы — твоё личное дело. Я же придерживаюсь традиционной ориентации, и мальчики, даже такие хорошенькие, как этот, меня не привлекают... Кстати, Ангус, как насчёт его близняшки? Ты всерьёз предлагал мне поразвлечься с ней?
— Нет, конечно, — ответил МакГрегор, вставая. — Я только хотел попугать мальчишку. В наши руки не так уж часто попадают девственницы со столь сильным колдовским даром. Это слишком ценный материал, чтобы так бездарно растрачивать его.
Чинуа вновь ухмыльнулся, осклабив свои желтоватые зубы:
— К твоему счастью, девственность мальчиков-колдунов так высоко не ценится.
МакГрегор ничего не ответил на эту реплику. Оставив Чинуа заниматься пленником, он вернулся к карете, где его почтительно ждали трое других разбойников, которые уже очухались после контратаки Марка, и слуга-предатель Витольд. Первым делом МакГрегор обратился к своим подчинённым:
— Ну, чего рты разинули? Петер, Антон, живо берите девчонок и заносите их в карету, а ты, Маннеман, дай световой сигнал нашим ребятам, чтобы они убирались прочь.
Последнее распоряжение касалось ещё двух разбойников, которые (как верно догадался Марк) захватили оба соседних портала. Затем МакГрегор повернулся к слуге-предателю:
— Молодец, Витольд. Ты отлично выполнил задание. Теперь ты принят на постоянную службу к нашему повелителю.
Польщённый Витольд низко поклонился:
— Счастлив служить Хозяину Велиалу!
МакГрегор небрежно ударил по нему заклинанием остановки сердца. С глухим стоном предатель рухнул наземь.
— Ты будешь служить, — сказал МакГрегор. — Но не на Гранях.
Глава 3
ИННА. НАСЛЕДНИКИ МЭТРА
Пока Владислав брился в ванной, я сидела в спальне перед зеркалом и расчёсывала волосы. Было без пяти одиннадцать — но не утра, как вы могли бы подумать, а вечера. Несколько минут назад три барышни из штата моих фрейлин, которые помогали мне раздеваться и расстилали постель, выполнили свою последнюю на сегодня обязанность, пожелали нам с мужем доброй ночи и удалились, оставив нас до утра вдвоём.
Сейчас на мне была только полупрозрачная ночная рубашка, которая совсем не скрывала соблазнительных линий моего тела, а всего лишь обволакивала их загадочной туманной дымкой. Завершающей частью своего вечернего туалета, расчёсыванием, я предпочитала заниматься сама — мне нравилось сидеть почти нагой перед зеркалом и смотреть на своё отражение, нравилось медленно водить щёткой по своим вьющимся белокурым волосам и со сладостным волнением думать о том, как приятно я проведу следующий час до полуночи.
Ну, а Владислав ещё со времени нашей женитьбы взял себе в привычку бриться перед сном. Со свойственной ему чуткостью он сразу уловил, что я, в отличие от многих других женщин, не люблю мужскую щетину, и стал сбривать её дважды в день, причём вечером делал это с гораздо большим усердием, чем по утрам. Время с одиннадцати до полуночи, когда мы обычно ложились в постель, но ещё не спали, было нашим волшебным часом любви, и всякий раз мы готовились провести его с таким же трепетным предвкушением, как и в первые дни нашей совместной жизни.
